И относится к «Сценам из частной жизни». Главными действующими лицами в ней являются старый ростовщик Гобсек, стряпчий Дервиль и графское семейство де Ресто.
Основная тема произведения – страсть. Она исследуется в повести на двух уровнях: с одной стороны, Гобсек изучает человеческие страсти (любовь к богатству, власти, женщинам, эгоистическое себялюбие и т.п.), с другой, сам Бальзак исследует натуру старого ростовщика и показывает нам, что даже под личиной умудрённого жизнью человека может скрываться одна всепоглощающая и всё разрушающая страсть – тяга к золоту, к накоплению, к постоянному обогащению.
История жизни Жана Эстера ван Гобсека , сына еврейки и голландца, преподносится читателю через рассказ стряпчего Дервиля, решившего обнадёжить молодую девушку Камиллу де Гранлье относительно блестящего положения её любимого графа Эрнеста де Ресто.
Дервиль познакомился с Гобсеком в бытность свою студентом. Старому ростовщику в то время было 76 лет. Рассказ в салоне виконтессы де Гранлье Дервиль ведёт спустя несколько дней после смерти 89-летнего Гобсека.
Тринадцать лет знакомства позволили стряпчему подружиться и проникнуть в тайны души непреклонного ростовщика, внушающего ужас всему Парижу. Первое впечатление от Гобсека (кстати, этот персонаж носит говорящую фамилию: в переводе с французского, «Гобсек» - это «Живоглот») создаётся красочным описанием его внешности , каждая черта которой метафорически соотносится с богатством, старостью или хитростью.
Лицо старого ростовщика своей «желтоватой бледностью», похожей на «цвет серебра, с которого слезла позолота», напоминает Дервилю «лунный лик» . Глаза Гобсека – «маленькие и жёлтые, словно у хорька» , нос – длинный с острым кончиком, губы – тонкие, «как у алхимиков» , черты лица – «неподвижные, бесстрастные, казались отлитыми из бронзы» . Когда ростовщик приподнимает истрёпанный картуз, то взору открывается «полоска голого черепа, жёлтого, как старый мрамор» . «Все его действия были размеренны, как движения маятника. Это был какой-то человек-автомат, которого заводили ежедневно» . В первое время Дервиль не мог даже сказать, сколько лет Гобсеку, так как последний выглядел то ли до времени состарившимся, то ли хорошо сохранившимся на веки вечные.
Художественное пространство , в котором существует парижский ростовщик, под стать его расчётливой и холодной натуре. Вещи в его комнате отличаются потёртостью и опрятностью, а огонь в камине даже зимой не разгорается на полную мощность. Комната Гобсека находится в сыром доме без двора, с окнами, выходящими на улицу. Она ничем не отличается от остальных помещений здания, каждое из которых своим устройством напоминает Дервилю монашескую келью.
Чувство довольства прошедшим днём и внутреннюю радость в Гобсеке можно было заметить только по потиранию рук и изменению положения морщин на лице. Бывший в юности юнгой и изведавший массу опасностей, в старости ростовщик достиг состояния своеобразной мудрости: он сделал свой вывод о жизни и стал жить в соответствии с ним. Существование, по мнению, Гобсека – «только привычка к излюбленной среде» . Нравственные правила – различны у разных народов, внутренние страсти – губительны для людей и только инстинкт самосохранения – единственное, что ценно в жизни. Прочно же стоять на ногах в мире, погружённом в тщеславную суету, можно лишь с помощью золота. Оно даёт всё – богатство, власть, положение, благосклонность женщин. Страсти же лучше всего изучать и извлекать из них прибыль. Две последних вещи – главное развлечение Гобсека.
К своим клиентам ростовщик относится как к средству наживы. По другому воспринимать порочных людей Гобсек не может. Участие в нём вызывают только простые, честные, трудолюбивые личности – такие, как белошвейка Фанни Мальво. При этом помогает Гобсек только тем, кто может с процентами вернуть взятые у него деньги. В Дервиле ростовщика подкупает его молодость (Гобсек считает, что до тридцати лет люди ещё сохраняют свой резерв честности и благородства), знания (Гобсек пользуется его советами), трезвый рассудок, желание работать и умение чётко выражать свои мысли, не играя на чувствах, а рассуждая логически.
Участие в наследственных делах графской семьи де Ресто Гобсек объясняет просто: он согласился помочь несчастному отцу потому, что тот доверился ему «без всяких хитростей» . Жена графа де Ресто, красавица Анастази день за днём проматывала состояние семьи, спуская его на молодого любовника Максима де Трая, и с этим нужно было что-то делать. Художественный образ героини лишён однозначности: она – и несчастная женщина, поддавшаяся любовной страсти, и изменившая жена (младшие дети Анастази не от мужа), и ни перед чем не останавливающаяся скряга, стремящаяся к богатству, и, возможно, хорошая мать, одинаково желающая добра всем детям.
При всей своей рассудочности Гобсек на пороге смерти сталкивается один на один со своей индивидуальной страстью – он умирает, не оставив после себя завещания (устное, данное на словах Дервилю – не в счёт), в доме, под завязку забитом гниющими деликатесами, деньгами и последней полученной им кучкой золота, спрятанной по немощи в каминной золе.
- Краткое содержание повести Оноре де Бальзака «Гобсек»
Краткое содержание повести Оноре де Бальзака «Гобсек»
Повесть «Гобсек» - одно из первых произведений, которые автор сознательно писал как фрагменты «Человеческой комедии». Тут появляются первые сквозные герои Бальзака (Растиньяк, Бьяншон, Дервиль и др.), которые прошли через дальнейшие его повести и романы.
Проблемы, которые описывает автор в повести, были столь актуальными и волнующими, что он неоднократно возвращался к ним, постепенно шлифуя свою идею. Главный герой повести – ростовщик Гобсек, который наживается на том, что дает заем под проценты.
«Гобсек» начинается с экспозиции. Сначала рассказ ведется от лица автора, который описывает один из зимних вечеров 1829-1830 гг. в салоне виконтессы де Гранлье. Разговор заходит о молодом графе Эрнесте де Ресто, в которого влюблена Камилла. Но у матери графа плохая репутация в аристократическом обществе, и госпожа де Гранлье собирается отказать ему в посещении своего дома. В разговор вмешивается Дервиль и рассказывает историю, которая должна изменить взгляд на положение дел в семье молодого графа. Следующая часть произведения – рассказ Дервиля, который содержит повесть Гобсека.
Таким образом, Дервиль в своем рассказе возвращается во времена своей молодости, когда он познакомился с Гобсеком.
Дервиль был студентом, когда познакомился с Гобсеком. Сначала его поражала молчаливость и нелюдимость этого уже довольно немолодого человека. Но спустя какое-то время Гобсек начал приглашать Дервиля к себе в комнату, где рассказывал ему про интересные моменты из своей биографии, и о своей профессии ростовщика.
Когда Дервиль защитил диссертацию и начал работать он смог переехать в другую квартиру, но и тогда не перестал общаться с Гобсеком, правда теперь Гобсек относился к нему не только как к другу, но и как к специалисту в юридических вопросах.
Однажды Дервиль на банкете у своего знакомого встретил молодого дворянина, который как выяснилось, был в тот момент в ссоре с Гобсеком и попросил Дервиля их помирить.
Дервиль поначалу отказывался, но вскоре согласился и поехал с дворянином к Гобсеку. Как выяснилось об этом дворянине, среди аристократов, ходила слава настоящего «Альфонса». Он влюбил в себя графиню де Ресто и выманивал у нее деньги. В тот день графиня пришла к Гобсеку, что бы заложить бриллианты, которые принадлежали ее мужу. Гобсек взял бриллианты за бесценок да еще дал графине чеки её любовника, которые тот не собирался оплачивать. Вскоре приехал граф де Ресто и потребовал, что бы Гобсек вернул ему драгоценности, но ростовщик отказался. Граф был в ярости от того что его жена имеет любовника, и вдобавок тратит на него совместные семейные средства.
Гобсек и Дервиль уговорили графа сделать фиктивную продажу всего имущества и завещать все старшему сыну.
Читайте также:
- «Гобсек», художественный анализ повести Оноре де Бальзака
- Сочинение по повести Оноре де Бальзака «Гобсек»
- Разрушительная власть золота в романе "Гобсек" Оноре де Бальзака
- «Шагреневая кожа», анализ романа Оноре де Бальзака
В гостиной виконтессы де Гранлье зимой как- то гости засиделись до часа ночи. Один из них, красивый молодой человек, услышав бой часов, поспешил откланяться. Виконтесса заметила, что его отъезд огорчил ее семнадцатилетнюю дочь Камилу. Она решила предостеречь девушку, сказав, что хотя молодой человек заслуживает всех похвал, ни одно уважающее себя семейство не отдаст ему в жены свою дочь. У него есть мать, особа низкого происхождения, которая способна проглотить не одно миллионное состояние.
В разговор вмешался друг семьи, стряпчий Дервиль, который помог виконтессе вернуть незаконно отобранное состояние. Он стал рассказывать одну романтическую историю, свидетелем которой стал в молодости. Много лет назад Дервилю пришлось столкнуться с удивительным человеком - ростовщиком, которого прозвали «папаша Гобсек». Он всегда поражал окружающих своей невозмутимостью: «черты лица, неподвижные, бесстрастные, как у Талейрана… глаза, маленькие и желтые, словно у хорька, и почти без ресниц… острый кончик длинного носа, изрытый рябинами… губы тонкие…» Говорил этот человек всегда мягко, не повышая голоса. Никто не знал, были ли у него родные или друзья, богат он был или беден. Старик был очень бережлив.
Когда рассказчик познакомился с ним поближе, то узнал, что в десятилетнем возрасте мать устроила его юнгой на корабль и он отплыл в голландские владения Ост-Индии, где и скитался двадцать лет. Он прошел множество испытаний и знал многих великих людей. Папаша Гобсек находил развлечение в человеческих историях, проходящих перед его глазами. Две из них он рассказал своему молодому другу.
Ростовщику нужно было предъявить два векселя. Первый, на тысячу франков, подписал молодой человек, писаный красавец и щеголь, а выдан был вексель прекрасной парижанкой, женой графа. Второй вексель был подписан некоей Фанни Мальво. Когда Гобсек пришел к первой из женщин, служанка сообщила ему, что госпожа еще не вставала и ему лучше зайти в полдень. Второй женщины не оказалось дома, однако она оставила деньги у привратницы. Г обсек решил не брать денег, а еще раз прийти, чтобы застать хозяйку.
В полдень ростовщик снова пришел к графине. Она встретила его в своей спальне, и очень ласково. Кругом царствовали роскошь и беспорядок. Гобсек сразу понял, что эта женщина изменяет своему мужу, более того, оплачивает счета своего любовника. Во время беседы с ростовщиком в комнату неожиданно вошел муж должницы. Она сильно испугалась. Сказав мужу, что Гобсек - ее поставщик, она тайком отдала ростовщику бриллиант. Выходя от графини, Гобсек встретился с тем самым щеголем, давшим вексель. Папаша Гобсек передал с ним графине двести франков. Молодой человек обрадовался, что графиня заплатила. Гобсек увидел всю будущность графини: красавчик разорится сам, разорит ее, ее мужа и их детей.
Далее ростовщик отправился ко второй должнице. В маленькой квартирке все сверкало чистотой. Мадмуазель Фанни оказалась молоденькой девушкой, зарабатывающей на жизнь шитьем. От нее веяло чем-то хорошим и чистым. Г обсек даже расчувствовался и хотел предложить ей денег взаймы, однако вовремя одернул сам себя. Перед глазами ростовщика каждый день разворачивались трагедии, когда, к примеру, отец семейства из-за невозможности прокормить своих детей заканчивал жизнь самоубийством, и комедии, когда молодой повеса старался обольстить, уговорить папашу Гобсека и т. д. Люди, попавшие в ловушку денег, разыгрывали перед этим человеком настоящие представления, что тешило его тщеславие и развлекало старика.
На одном из холостяцких званых обедов Дервиль познакомился с молодым человеком Максимом де Траем, разоряющим уже известную графиню. Тот попросил привести его к Гобсеку, поскольку сам недавно рассорился со стариком. На встречу с ростовщиком он пришел вместе с графиней, которая тут же невыгодно заложила фамильные драгоценности ради своего любовника. Причем половину суммы Гобсек отдал графине векселями ее разорителя. Де Трай был взбешен, однако ничего уже не мог сделать. Графиня выбежала из комнаты, и ее поклонник последовал за ней.
Не успели посетители выйти, как к Гобсеку ворвался обманутый муж графини. Он узнал, что жена заложила фамильные драгоценности, и хотел их вернуть. Дарвиль примирил противников. Они составили акт, где граф признавал, что получил у Гобсека восемьдесят пять тысяч франков и что ростовщик обязывается при уплате всей суммы долга вернуть бриллианты. Ростовщик посоветовал найти графу надежного друга и путем фиктивной продажной сделки передать ему все свое имущество, иначе жена полностью разорит его и его детей.
Через несколько дней обманутый муж снова появился у Дарвиля. Он попросил подготовить необходимые акты о передаче всего имущества Гобсеку. Поверенный же должен был получить расписку старика в том, что данная передача фиктивна и он обязуется вернуть состояние старшему сыну графа в день совершеннолетия. В случае смерти Гобсека наследником имущества до определенного времени становится сам Дарвиль. Стряпчий настоял на том, чтобы граф позаботился и о судьбе младших детей. После решения всех формальных дел граф так и не успел передать расписку Дарвилю. Когда он заболел, жена не допускала к нему никого. Эта женщина рассталась со своим любовником и все свое время отдавала подрастающим детям. Она дала им превосходное образование и внушила им сильную любовь к себе.
Оноре де Бальзак
Барону Баршу де Пеноэн
Из всех бывших питомцев Вандомского колледжа, кажется, одни лишь мы с тобой избрали литературное поприще, - недаром же мы увлекались философией в том возрасте, когда нам полагалось увлекаться только страницами De viris. Мы встретились с тобою вновь, когда я писал эту повесть, а ты трудился над прекрасными своими сочинениями о немецкой философии. Итак, мы оба не изменили своему призванию. Надеюсь, тебе столь же приятно будет увидеть здесь свое имя, как мне приятно поставить его.
Твой старый школьный товарищ де Бальзак
Как-то раз зимою 1829-1830 года в салоне виконтессы де Гранлье до часу ночи засиделись два гостя, не принадлежавшие к ее родне. Один из них, красивый молодой человек, услышав бой каминных часов, поспешил откланяться. Когда во дворе застучали колеса его экипажа, виконтесса, видя, что остались только ее брат да друг семьи, заканчивавшие партию в пикет, подошла к дочери; девушка стояла у камина и как будто внимательно разглядывала сквозной узор на экране, но, несомненно, прислушивалась к шуму отъезжавшего кабриолета, что подтвердило опасения матери.
Камилла, если ты и дальше будешь держать себя с графом де Ресто так же, как нынче вечером, мне придется отказать ему от дома. Послушайся меня, детка, если веришь нежной моей любви к тебе, позволь мне руководить тобою в жизни. В семнадцать лет девушка не может судить ни о прошлом, ни о будущем, ни о некоторых требованиях общества. Я укажу тебе только на одно обстоятельство: у господина де Ресто есть мать, женщина, способная проглотить миллионное состояние, особа низкого происхождения - в девичестве ее фамилия была Горио, и в молодости она вызвала много толков о себе. Она очень дурно относилась к своему отцу и, право, не заслуживает такого хорошего сына, как господин де Ресто. Молодой граф ее обожает и поддерживает с сыновней преданностью, достойной всяческих похвал. А как он заботится о своей сестре, о брате! Словом, поведение его просто превосходно, но, - добавила виконтесса с лукавым видом, - пока жива его мать, ни в одном порядочном семействе родители не отважатся доверить этому милому юноше будущность и приданое своей дочери.
Я уловил несколько слов из вашего разговора с мадемуазель де Гранлье, и мне очень хочется вмешаться в него! - воскликнул вышеупомянутый друг семьи. - Я выиграл, граф, - сказал он, обращаясь к партнеру. - Оставляю вас и спешу на помощь вашей племяннице.
Вот уж поистине слух настоящего стряпчего! - воскликнула виконтесса. - Дорогой Дервиль, как вы могли расслышать, что я говорила Камилле? Я шепталась с нею совсем тихонько.
Я все понял по вашим глазам, - ответил Дервиль, усаживаясь у камина в глубокое кресло.
Дядя Камиллы сел рядом с племянницей, а госпожа де Гранлье устроилась в низеньком покойном кресле между дочерью и Дервилем.
Пора мне, виконтесса, рассказать вам одну историю, которая заставит вас изменить ваш взгляд на положение в свете графа Эрнеста де Ресто.
Историю?! - воскликнула Камилла. - Скорей рассказывайте, господин Дервиль!
Стряпчий бросил на госпожу де Гранлье взгляд, по которому она поняла, что рассказ этот будет для нее интересен. Виконтесса де Гранлье по богатству и знатности рода была одной из самых влиятельных дам в Сен-Жерменском предместье, и, конечно, может показаться удивительным, что какой-то парижский стряпчий решался говорить с нею так непринужденно и держать себя в ее салоне запросто, но объяснить это очень легко. Госпожа де Гранлье, возвратившись во Францию вместе с королевской семьей, поселилась в Париже и вначале жила только на вспомоществование, назначенное ей Людовиком XVIII из сумм цивильного листа, - положение для нее невыносимое. Стряпчий Дервиль случайно обнаружил формальные неправильности, допущенные в свое время Республикой при продаже особняка Гранлье, и заявил, что этот дом подлежит возвращению виконтессе. По ее поручению он повел процесс в суде и выиграл его. Осмелев от этого успеха, он затеял кляузную тяжбу с убежищем для престарелых и добился возвращения ей лесных угодий в Лиснэ. Затем он утвердил ее в правах собственности на несколько акций Орлеанского канала и довольно большие дома, которые император пожертвовал общественным учреждениям. Состояние госпожи де Гранлье, восстановленное благодаря ловкости молодого поверенного, стало давать ей около шестидесяти тысяч франков годового дохода, а тут подоспел закон о возмещении убытков эмигрантам, и она получила огромные деньги. Этот стряпчий, человек высокой честности, знающий, скромный и с хорошими манерами, стал другом семейства Гранлье. Своим поведением в отношении госпожи де Гранлье он достиг почета и клиентуры в лучших домах Сен-Жерменского предместья, но не воспользовался их благоволением, как это сделал бы какой-нибудь честолюбец. Он даже отклонил предложение виконтессы, уговаривавшей его продать свою контору и перейти в судебное ведомство, где он мог бы при ее покровительстве чрезвычайно быстро сделать карьеру. За исключением дома госпожи де Гранлье, где он иногда проводил вечера, он бывал в свете лишь для поддержания связей. Он почитал себя счастливым, что, ревностно защищая интересы госпожи де Гранлье, показал и свое дарование, иначе его конторе грозила бы опасность захиреть, в нем не было пронырливости истого стряпчего. С тех пор как граф Эрнест де Ресто появился в доме виконтессы, Дервиль, угадав симпатию Камиллы к этому юноше, стал завсегдатаем салона госпожи де Гранлье, словно щеголь с Шоссе-д"Антен, только что получивший доступ в аристократическое общество Сен-Жерменского предместья. За несколько дней до описываемого вечера он встретил на балу мадемуазель де Гранлье и сказал ей, указывая глазами на графа:
Жаль, что у этого юноши нет двух-трех миллионов. Правда?
Почему «жаль»? Я не считаю это несчастьем, - ответила она. - Господин де Ресто человек очень одаренный, образованный, на хорошем счету у министра, к которому он прикомандирован. Я нисколько не сомневаюсь, что из него выйдет выдающийся деятель. А когда «этот юноша» окажется у власти, богатство само придет к нему в руки.
Да, но вот если б он уже сейчас был богат!
Если б он был богат... - краснея, повторила Камилла, - что ж, все танцующие здесь девицы оспаривали бы его друг у друга, - добавила она, указывая на участниц кадрили.
И тогда, - заметил стряпчий, - мадемуазель де Гранлье не была бы единственным магнитом, притягивающим его взоры. Вы, кажется, покраснели, - почему бы это? Вы к нему неравнодушны? Ну, скажите…
Барону Баршу де Пеноэн
Из всех бывших питомцев Вандомского колледжа, кажется, одни лишь мы с тобой избрали литературное поприще, - недаром же мы увлекались философией в том возрасте, когда нам полагалось увлекаться только страницами De viris . Мы встретились с тобою вновь, когда я писал эту повесть, а ты трудился над прекрасными своими сочинениями о немецкой философии. Итак, мы оба не изменили своему призванию. Надеюсь, тебе столь же приятно будет увидеть здесь своё имя, как мне приятно поставить его.
Твой старый школьный товарищ
де Бальзак
Как-то раз зимою 1829–1830 года в салоне виконтессы де Гранлье до часу ночи засиделись два гостя, не принадлежавшие к её родне. Один из них, красивый молодой человек, услышав бой каминных часов, поспешил откланяться. Когда во дворе застучали колёса его экипажа, виконтесса, видя, что остались только её брат да друг семьи, заканчивавшие партию в пикет, подошла к дочери; девушка стояла у камина и как будто внимательно разглядывала сквозной узор на экране, но, несомненно, прислушивалась к шуму отъезжавшего кабриолета, что подтвердило опасения матери.
Камилла, если ты и дальше будешь держать себя с графом де Ресто так же, как нынче вечером, мне придётся отказать ему от дома. Послушайся меня, детка, если веришь нежной моей любви к тебе, позволь мне руководить тобою в жизни. В семнадцать лет девушка не может судить ни о прошлом, ни о будущем, ни о некоторых требованиях общества. Я укажу тебе только на одно обстоятельство: у господина де Ресто есть мать, женщина, способная проглотить миллионное состояние, особа низкого происхождения - в девичестве её фамилия была Горио, и в молодости она вызвала много толков о себе. Она очень дурно относилась к своему отцу и, право, не заслуживает такого хорошего сына, как господин де Ресто. Молодой граф её обожает и поддерживает с сыновней преданностью, достойной всяческих похвал. А как он заботится о своей сестре, о брате! Словом, поведение его просто превосходно, но, - добавила виконтесса с лукавым видом, - пока жива его мать, ни в одном порядочном семействе родители не отважатся доверить этому милому юноше будущность и приданое своей дочери.
Я уловил несколько слов из вашего разговора с мадемуазель де Гранлье, и мне очень хочется вмешаться в него! - воскликнул вышеупомянутый друг семьи. - Я выиграл, граф, - сказал он, обращаясь к партнёру. - Оставляю вас и спешу на помощь вашей племяннице.
Вот уж поистине слух настоящего стряпчего! - воскликнула виконтесса. - Дорогой Дервиль, как вы могли расслышать, что я говорила Камилле? Я шепталась с нею совсем тихонько.
Я всё понял по вашим глазам, - ответил Дервиль, усаживаясь у камина в глубокое кресло.
Дядя Камиллы сел рядом с племянницей, а госпожа де Гранлье устроилась в низеньком покойном кресле между дочерью и Дервилем.
Пора мне, виконтесса, рассказать вам одну историю, которая заставит вас изменить ваш взгляд на положение в свете графа Эрнеста де Ресто.
Историю?! - воскликнула Камилла. - Скорей рассказывайте, господин Дервиль!
Стряпчий бросил на госпожу де Гранлье взгляд, по которому она поняла, что рассказ этот будет для неё интересен. Виконтесса де Гранлье по богатству и знатности рода была одной из самых влиятельных дам в Сен-Жерменском предместье, и, конечно, может показаться удивительным, что какой-то парижский стряпчий решался говорить с нею так непринуждённо и держать себя в её салоне запросто, но объяснить это очень легко. Госпожа де Гранлье, возвратившись во Францию вместе с королевской семьёй, поселилась в Париже и вначале жила только на вспомоществование, назначенное ей Людовиком XVIII из сумм цивильного листа, - положение для неё невыносимое. Стряпчий Дервиль случайно обнаружил формальные неправильности, допущенные в своё время Республикой при продаже особняка Гранлье, и заявил, что этот дом подлежит возвращению виконтессе. По её поручению он повёл процесс в суде и выиграл его. Осмелев от этого успеха, он затеял кляузную тяжбу с убежищем для престарелых и добился возвращения ей лесных угодий в Лиснэ. Затем он утвердил её в правах собственности на несколько акций Орлеанского канала и довольно большие дома, которые император пожертвовал общественным учреждениям. Состояние госпожи де Гранлье, восстановленное благодаря ловкости молодого поверенного, стало давать ей около шестидесяти тысяч франков годового дохода, а тут подоспел закон о возмещении убытков эмигрантам, и она получила огромные деньги. Этот стряпчий, человек высокой честности, знающий, скромный и с хорошими манерами, стал другом семейства Гранлье. Своим поведением в отношении госпожи де Гранлье он достиг почёта и клиентуры в лучших домах Сен-Жерменского предместья, но не воспользовался их благоволением, как это сделал бы какой-нибудь честолюбец. Он даже отклонил предложение виконтессы, уговаривавшей его продать свою контору и перейти в судебное ведомство, где он мог бы при её покровительстве чрезвычайно быстро сделать карьеру. За исключением дома госпожи де Гранлье, где он иногда проводил вечера, он бывал в свете лишь для поддержания связей. Он почитал себя счастливым, что, ревностно защищая интересы госпожи де Гранлье, показал и своё дарование, иначе его конторе грозила бы опасность захиреть, в нём не было пронырливости истого стряпчего. С тех пор как граф Эрнест де Ресто появился в доме виконтессы, Дервиль, угадав симпатию Камиллы к этому юноше, стал завсегдатаем салона госпожи де Гранлье, словно щёголь с Шоссе-д’Антен, только что получивший доступ в аристократическое общество Сен-Жерменского предместья. За несколько дней до описываемого вечера он встретил на балу мадемуазель де Гранлье и сказал ей, указывая глазами на графа:
Жаль, что у этого юноши нет двух-трёх миллионов. Правда?
Почему «жаль»? Я не считаю это несчастьем, - ответила она. - Господин де Ресто человек очень одарённый, образованный, на хорошем счету у министра, к которому он прикомандирован. Я нисколько не сомневаюсь, что из него выйдет выдающийся деятель. А когда «этот юноша» окажется у власти, богатство само придёт к нему в руки.
Да, но вот если б он уже сейчас был богат!
Если б он был богат… - краснея, повторила Камилла, - что ж, все танцующие здесь девицы оспаривали бы его друг у друга, - добавила она, указывая на участниц кадрили.
И тогда, - заметил стряпчий, - мадемуазель де Гранлье не была бы единственным магнитом, притягивающим его взоры. Вы, кажется, покраснели, - почему бы это? Вы к нему неравнодушны? Ну, скажите…
Камилла вспорхнула с кресла.
«Она влюблена в него», - подумал Дервиль.
С этого дня Камилла выказывала стряпчему особое внимание, поняв, что Дервиль одобряет её склонность к Эрнесту де Ресто. А до тех пор, хотя ей и было известно, что её семья многим обязана Дервилю, она питала к нему больше уважения, чем дружеской приязни, и в обращении её с ним сквозило больше любезности, чем теплоты. В её манерах и в тоне голоса было что-то, указывавшее на расстояние, установленное между ними светским этикетом. Признательность - это долг, который дети не очень охотно принимают по наследству от родителей.
Дервиль помолчал, собираясь с мыслями, а затем начал так:
Сегодняшний вечер напомнил мне об одной романической истории, единственной в моей жизни… Ну вот, вы уж и смеётесь, вам забавно слышать, что у стряпчего могут быть какие-то романы. Но ведь и мне было когда-то двадцать пять лет, а в эти молодые годы я уже насмотрелся на многие удивительные дела. Мне придётся сначала рассказать вам об одном действующем лице моей повести, которого вы, конечно, не могли знать, - речь идёт о некоем ростовщике. Не знаю, можете ли вы представить себе с моих слов лицо этого человека, которое я, с дозволения Академии, готов назвать лунным ликом, ибо его желтоватая бледность напоминала цвет серебра, с которого слезла позолота. Волосы у моего ростовщика были совершенно прямые, всегда аккуратно причёсанные и с сильной проседью - пепельно-серые. Черты лица, неподвижные, бесстрастные, как у Талейрана, казались отлитыми из бронзы. Глаза, маленькие и жёлтые, словно у хорька, и почти без ресниц, не выносили яркого света, поэтому он защищал их большим козырьком потрёпанного картуза. Острый кончик длинного носа, изрытый рябинами, походил на буравчик, а губы были тонкие, как у алхимиков и древних стариков на картинах Рембрандта и Метсу. Говорил этот человек тихо, мягко, никогда не горячился. Возраст его был загадкой: я никогда не мог понять, состарился ли он до времени или же хорошо сохранился и останется моложавым на веки вечные. Всё в его комнате было потёрто и опрятно, начиная от зелёного сукна на письменном столе до коврика перед кроватью, - совсем как в холодной обители одинокой старой девы, которая весь день наводит чистоту и натирает мебель воском. Зимою в камине у него чуть тлели головни, прикрытые горкой золы, никогда не разгораясь пламенем. От первой минуты пробуждения и до вечерних приступов кашля все его действия были размеренны, как движения маятника. Это был какой-то человек-автомат, которого заводили ежедневно. Если тронуть ползущую по бумаге мокрицу, она мгновенно остановится и замрёт; так же вот и этот человек во время разговора вдруг умолкал, выжидая, пока не стихнет шум проезжающего под окнами экипажа, так как не желал напрягать голос. По примеру Фонтенеля, он берёг жизненную энергию, подавляя в себе все человеческие чувства. И жизнь его протекала также бесшумно, как сыплется струйкой песок в старинных песочных часах. Иногда его жертвы возмущались, поднимали неистовый крик, потом вдруг наступала мёртвая тишина, как в кухне, когда зарежут в ней утку. К вечеру человек-вексель становился обыкновенным человеком, а слиток металла в его груди - человеческим сердцем. Если он бывал доволен истёкшим днём, то потирал себе руки, а из глубоких морщин, бороздивших его лицо, как будто поднимался дымок весёлости, - право, невозможно изобразить иными словами его немую усмешку, игру лицевых мускулов, выражавшую, вероятно, те же ощущения, что и беззвучный смех Кожаного Чулка. Всегда, даже в минуты самой большой радости, говорил он односложно и сохранял сдержанность. Вот какого соседа послал мне случай, когда я жил на улице Де-Грэ, будучи в те времена всего лишь младшим писцом в конторе стряпчего и студентом-правоведом последнего курса. В этом мрачном, сыром доме нет двора, все окна выходят на улицу, а расположение комнат напоминает устройство монашеских келий: все они одинаковой величины, в каждой единственная её дверь выходит в длинный полутёмный коридор с маленькими оконцами. Да, это здание и в самом деле когда-то было монастырской гостиницей. В таком угрюмом обиталище сразу угасала бойкая игривость какого-нибудь светского повесы, ещё раньше, чем он входил к моему соседу; дом и его жилец были под стать друг другу - совсем как скала и прилепившаяся к ней устрица. Единственным человеком, с которым старик, как говорится, поддерживал отношения, был я. Он заглядывал ко мне попросить огонька, взять книгу или газету для прочтения, разрешал мне по вечерам заходить в его келью, и мы иной раз беседовали, если он бывал к этому расположен. Такие знаки доверия были плодом четырёхлетнего соседства и моего примерного поведения, которое, по причине безденежья, во многом походило на образ жизни этого старика. Были ли у него родные, друзья? Беден он был или богат? Никто не мог бы ответить на эти вопросы. Я никогда не видел у него денег в руках. Состояние его, если оно у него было, вероятно, хранилось в подвалах банка. Он сам взыскивал по векселям и бегал для этого по всему Парижу на тонких, сухопарых, как у оленя, ногах. Кстати сказать, однажды он пострадал за свою чрезмерную осторожность. Случайно у него было при себе золото, и вдруг двойной наполеондор каким-то образом выпал у него из жилетного кармана. Жилец, который спускался вслед за стариком по лестнице, поднял монету и протянул ему.