С годами в творчестве Твардовского все большее место занимает лирика.
Его стихи 30-х гг., составившие так называемую «Сельскую хронику», были еще продиктованы, как беспощадно определил позже в дневниках он сам, «восторженной и безграничной верой в колхозы, желанием видеть в едва заметном или выбранном из всей сложности жизни то, что свидетельствовало бы о близкой, незамедлительной победе этого дела». И все же среди произведений тех лет «Сельская хроника» выделялась пристальным, уважительным отношением к людям запоминающимися образами деревенских тружеников: скромного печника Ивушки и деда Данилы, весельчака и мудреца, героя цикла стихотворений, несколько предварявшего будущего Василия Теркина.
Разнообразны произведения Твардовского, вошедшие в его «Фронтовую хронику» (1941-1945). Это и публицистические агитационные стихотворные «листовки» («Бойцу Южного фронта», «Партизанам Смоленщины», «Зима на фронте»), и сюжетные «новеллы» о героях войны и их подвигах («Сержант Василий Мысенков», «Рассказ танкиста», «Дом бойца», «Награда»), и картины солдатского быта («Когда пройдешь путем колонн...», «Армейский сапожник», «Ночлег»). Некоторые из стихов прямо перекликаются с отдельными эпизодами «Василия Теркина» и «Дома у дороги» («Баллада о товарище», «В пути»).
С течением времени лирика Твардовского заметно эволюционирует, тяготея ко все большей углубленности, напряженному раздумью, краткости и отточенности поэтической формы. В этом смысле характерны пейзажная зарисовка «Ноябрь» (1943) и особенно «Две строчки» (1943) - мучительное воспоминание об убитом еще в финскую войну «бойце-парнишке»:
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
Сам автор впоследствии определил владевшие им во время войны и после нее мысли и чувства как «навечное обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможность забвенья, неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе». Это стало главенствующим мотивом его послевоенной лирики и проявилось уже в стихотворении «Я убит подо Ржевом» (1945-1946). Написанное от лица безымянного солдата, оно звучало как нравственная заповедь, наказ живым:
Невозможности «прожить... в своем отдельном счастье», отрешась от мыслей о погибших, посвящено и стихотворение «В тот день, когда окончилась война» (1948):
Что ж, мы - трава? Что ж, и они - трава?
Нет, не избыть нам связи обоюдной.
He мертвых власть, а власть того родства,
Что даже смерти стала неподсудна...
В пору, когда главная заслуга в победе над фашизмом приписывалась руководству Сталина, а роль самого народа, его подвиги и жертвы умалялись, эти мотивы творчества Твардовского имели особое значение. «Жестокая память» (так называлось одно из его стихотворений) была одновременно насущно необходимой, восстанавливая справедливость, очищая и облагораживая человеческую душу, помогая осознать свое единство с народом и его судьбой. Этой теме поэт остался верен навсегда, до последних лет сохранив неослабевающее чувство сопричастности трагедии войны и сострадания ко всем ее жертвам:
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они - кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
Речь не о том, но все же, все же, все же...
В стихах Твардовского первых послевоенных лет слышались и «одические» мотивы, порожденные естественной гордостью одержанной победой, а также верой в будущее, в успехи в мирном труде («Свет всему свету», «Мост» и другие стихи о Сибири, тесно связанные с замыслом книги «За далью - даль»). При этом поэт твердо придерживается тех нравственных заповедей, которые высказал устами погибшего воина в стихотворении «Я убит подо Ржевом»: «Ликовать - не хвастливо в час победы самой», и в таких стихах, как «Горные тропы» (1960):
Знай и в работе примерной:
Как бы ты ни был хорош,
Ты по дороге не первый
И не последний идешь.
Это перекликалось со сказанным еще в «Василии Теркине»:
От Ивана до Фомы,
Мертвые ль, живые,
Все мы вместе - это мы,
Тот народ, Россия.
Даже поистине небывалое событие - полет Гагарина - осмысляется поэтом как звено всей народной жизни и истории. В стихотворении «Космонавту» (1961) Твардовский вспоминает безымянных летчиков военных лет и заключает:
Так отразилась в доблести твоей
И доблесть тех, чей день погас бесценный
Во имя наших и грядущих дней.
В стихотворении «О прописке» (1951) он назвал свою музу «уживчивой». Ho если она действительно легко «уживается» с самыми разными темами и героями, то чем дальше, тем откровеннее не хочет мириться с ложью, несправедливостью, насилием, глупостью.
В стихотворении «А ты самих послушай хлеборобов...» (1965) едко перечислены все «странности и страсти», испытанные крестьянством за годы советской власти, все сменявшие друг друга «руководящие» и псевдонаучные предписания: «То - плугом пласт ворочай в пол-аршина, то - в полвершка, то - вовсе не паши» и т. п. В стихотворении же «Новосел» (1955-1959), и особенно в цикле «Памяти матери» (1965), Твардовский приближается к переосмыслению роли, которую сыграли в судьбе деревни коллективизация и раскулачивание, ставшие трагическим, незаживающим переломом в жизни миллионов людей.
Te элегически-раздумчивые мотивы, которые возникли еще в предвоенных стихах поэта («Поездка в Загорье», «Матери»), обрели в поздней его лирике несравненно более глубокое, философское звучание. Точно так же, как в изображении войны, Твардовский не закрывает глаз на трагические стороны бытия. Знаменитая теркинская глава «Смерть и Воин» словно бы получает продолжение в стихах «Мне памятно, как умирал мой дед...», «Ты - дура, смерть, грозишься людям...», «На дне моей жизни...». Они полны благодарности за каждый «день бесценный» прожитой жизни, за «беглый век земных красот», как с грустью и вместе с тем с легкой улыбкой над старомодной выспренностью этого выражения сказано в стихотворении «Признание». Веруя в посмертную духовную связь людей и поколений, поэт надеется, что и сам «отметился галочкой» пусть не на громких страницах истории, а запавшим в чьи-то сердца и память «стишком», который переживет даже «время, скорое на расправу».
Мне славы тлен - без интереса
И власти мелочная страсть.
Ho мне от утреннего леса
Нужна моя на свете часть;
От уходящей в детство стежки
В бору пахучей конопли;
От той березовой сережки,
Что майский дождь прибьет в пыли...
(«О сущем»)
Александра Трифоновича Твардовского можно смело отнести к поэтам народным, простым и душевным. Пройдя все ужасы войны, автор смог донести до читателя самые яркие моменты военных событий. Он создает свою грандиозную работу «Василий Теркин» и вместе с главным героем странствует по дорогам войны. Простого солдата поэт награждает самыми хорошими человеческими качествами. Поэма была необычайно близка простому воину и солдату, ведь в ней таился истинный смысл происходящих событий.
В 1943 году поэт решает обратить свое внимание на подвиги не только солдат, а и простых людей, которым также нелегко пришлось жить в военное время.
Главной героиней стихотворения «Награда» стала простая женщина, которая пыталась всеми усилиями сберечь советское знамя. Она перепрятывала его от врагов, тайком скрывала от оккупантов. И только тогда, когда земли снова перешли в руки советской власти, героиня передала сохраненное знамя солдатам. За такой подвиг женщина была награждена высшим орденом СССР. Сам генерал вручал орден Красного Знамени, признавая настоящий подвиг обычной селянки.
Героиня необычайно смутилась. Она никак не ожидала такой награды. Зная психологию простого народа, Твардовский понимал, что такая отметка была для жителей России наивысшей похвалой. Скромная героиня рассчитывала на менее серьезное вознаграждение и мечтала всего лишь о телочке. Ведь в после военное время в селах не было ни скота, ни домашнего хозяйства. И молодая коровка была бы весьма полезна.
В своем стихотворении Александр Твардовский пытается сказать о том, что подвиги и благородные поступки совершаются не только на поле боя, а и в обычных сельских поселениях.
Стихотворная работа «Награда» написана без использования ярких художественных приемов. В рифмованных строках используется простая, понятная обычному человеку речь. В этом и заключается особенность творчества замечательного поэта – Александра Твардовского.
«Вся суть в одном-единственном завете...» Твардовский
Анализ произведения — тема, идея, жанр, сюжет, композиция, герои, проблематика и другие вопросы раскрыты в этой статье.
Среди так называемых «вечных» тем, к которым все они явно в зрелом возрасте тяготели, — тема поэта и поэзии. Ниша вроде бы хорошо освоенная, но только не Твардовским. Долгое время он отвергал самую попытку создания произведений об искусстве («это почти наверняка мертвое дело»), отдавая безусловное предпочтение «существенной объективной теме». В 30—40-е годы (за вычетом нескольких строф из «Василия Теркина») в качестве особой, итоговой, лирической проблема поэтического призвания была для него сомнительна. Судя по стихам и особенно по дневникам, А. Твардовский устойчиво завидовал людям, занятым насущной, очевидной работой: пахарям, печникам, рядовым бойцам, — и уж тем более не приходило ему в голову кичиться своей необычной деятельностью. И лишь с середины 1950-х тема поэта и поэзии впервые получает у него законные права (стихотворения «Ни ночи нету мне, ни дня...», «He много надобно труда...», «Моим критикам», «Собратьям по перу» и др.).
В том же ряду и написанная в 1958 году миниатюра «Вся суть в одном-единственном завете... ». Впрочем, тема ее шире, чем чисто литературная. Твардовский отстаивает право на высказывание, собственную точку зрения не обязательно писателя, но любого человека как личности. Отсюда — столь необычное для его творчества настойчивое повторение местоимения «я» (6 раз на 12 строк), причем в самых ключевых позициях стиха — в начале и в конце, т. е. там, куда стягиваются обычно логические ударения.
Лирический герой настаивает на индивидуальной неповторимости, выношенности, выстраданности своего видения и понимания жизни. Ни одну истину он не склонен принимать теперь слепо, любую идею считает необходимым обдумать и проверить, даже открыть заново, непременно соотнося ее с личным опытом. И говорит обо всем этом автор стихотворения уверенно, убежденно.
Вот отчего стихотворение строится как монолог и как декларация — с преобладанием здесь риторического стиля. Твардовский скуп в традиционных средствах создания поэтического образа.
Ho тем не менее стихотворение звучит весьма выразительно прежде всего за счет ритмико-синтаксической организации.
Заметьте, что повторы не везде у поэта буквальные, подчас усиление достигается несколько иначе: например, «Я никогда бы ни за что не мог». Активно используются и ритмические ресурсы: в пятистопном ямбе регулярная внутристиховая пауза приходится на вторую стопу, что позволяет поэту дополнительно подчеркнуть отдельные важные для него слова: «Сказать хочу. // И так, как я хочу».
Повторы в напевной лирике встречаются обычно чаще, чем в программных выступлениях. Ho если там они, как правило, идут подряд, дабы завораживать читателя-слушателя, внушать ему некое настроение (взять хотя бы фетовское: «Это утро, радость эта, // Эта мощь и дня и света, // Этот синий свод...»), то в произведениях, подобных разбираемому, выполняя роль своеобразного курсива, они обычно рассредоточены и конструктивны.
Впрочем, скрепляют стихотворение не одни повторы. Задействовано поэтом и прямо противоположное вроде бы средство — антитеза.
Они оказываются следствием внутренней полемичности выступления. Автор не просто утверждает — он доказывает вероятным оппонентам, а, может быть, и самому себе мысль о собственной человеческой и творческой уникальности.
В устах поэта естественны для такого повода художественного высказывания ораторские интонации. И все же стиль не однотонен. Категоричность, патетика несколько снижаются малозаметными, но почти неизбежными для Твардовского просторечиями («пусть себе он бог. А я лишь смертный»; «при жизни хлопочу»). Это позволяет установить более доверительный контакт с читателем. Поэт не напускает на себя ложную многозначительность, в его поздней лирике мы находим простые истины, но истины добытые и пережитые лично как открытия.
В этом отношении особенно значима дальняя перекличка анализируемого стихотворения с более поздним в творческом наследии Твардовского — «К обидам горьким собственной персоны...» (1968). Получается, что кольцо — не просто один из видов синтаксического повтора, прием усиления («Я это знаю лучше всех на свете — Живых и мертвых, — знаю только я») — два названных текста тоже образуют как бы смысловое кольцо в составе поздней лирики поэта, подчеркивая устойчивость его заветных убеждений.
Долгий, богатый событиями и впечатлениями жизненный путь дает Твардовскому право говорить по-своему и о своем, которое лирик-реалист воспринимает как ответственность. «Талант — это обязанность», — считал А. Твардовский. Подобным импульсом заряжены многие литературные произведения периода «оттепели» («Середина века» В. Луговекого, «Я отвечаю за всё» Ю. Германа, повести В. Тендрякова и др.), когда люди освобождались от психологии «винтиков» государственной машины, от самозабвенного поклонения недавним кумирам. И Твардовский был тогда одним из наиболее чутких и последовательных выразителей новых настроений и идей — причем не только в поэме «За далью — даль», но и в книге «Из лирики этих лет».
Автор не может передоверить собственную задачу, как сказано в миниатюре «Вся суть в одном-единственном завете...», «даже Льву Толстому». Вечные темы воспринимаются теперь Твардовским как темы личные, конкретные и современные, которые остаются, по его диалектичной формуле, «неизменно актуальными». He допуская ни поэтической конъюнктурщины, ни «лирической академичности», в своих поздних стихах он обращается к проблемам самым существенным и самым животрепещущим. Поэт не впадает ни в экзальтацию, ни в рассудочность, он благородно сдержан. Крайности, противоположности в книге «Из лирики этих лет» не взаимоуничтожаются, но снимаются, взаимодействуют, воплощаются в синтезе.
Биография писателя
Александр Трифонович Твардовский принадлежит к числу величественных людей: лауреат трех Сталинских, Государственной и Ленинской премии; кавалер трех орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и многих других; депутат Верховного Совета РСФСР; кандидат в члены ЦК КПСС. Многие годы Твардовский был главным редактором журнала «Новый мир», мужественно отстаивая право на публикацию каждого талантливого произведения, попадавшего в редакцию.
Александр Трифонович Твардовский родился 8 июня (21 июня по новому стилю) 1910 года в деревне Загорье Смоленской губернии в семье кузнеца. Здесь и прошло детство писателя. Стихи начал писать очень рано. Учился в сельской школе. «В жизни нашей семьи бывали изредка просветы относительного достатка, но вообще жилось скудно и трудно», - пишет поэт в дневниках. Однако в тридцатые годы его отец был «раскулачен» и выслан из родной деревни.
В детстве вечерами вся семья собиралась за столом, и отец читал «Полтаву», «Дубровского», «Тараса Бульбу». Как-то в дом приехал дальний родственник - гимназист, и представил свой стих «Осень». 10-летний Саша решил, что такое дело и ему по плечу - через несколько дней уже была готова парочка стихов о лете.
В четырнадцать лет будущий поэт начал посылать небольшие заметки в смоленские газеты, некоторые из них были напечатаны. Тогда он отважился послать и стихи. Исаковский, работавший в редакции газеты «Рабочий путь», принял юного Твардовского, помог ему не только напечататься, но и сформироваться как поэту, оказал влияние своей поэзией.
В 1928 году А.Т. Твардовский переезжает в Смоленск. Здесь начинается новый период творчества. С первых месяцев он стал профессиональным литератором, лишь эпизодически выполняя какие-то литературные работы, иногда занимал должности в местных органах печати. Жилось нелегко. В это время он много ездит по стране. Это был продуктивный отрезок пути Твардовского.
Зимой 1930 он опять вернулся в Смоленск, где провел шесть лет. «Именно этим годам я обязан своим поэтическим рождением», - сказал впоследствии Твардовский. В это время он поступил в педагогический институт, но с третьего курса ушел и доучивался уже в Московском институте истории, философии и литературы (МИФЛИ), куда поступил осенью 1936.
В это время он печатался в газетах «Юный товарищ», «Смоленская деревня», «Рабочий путь», в журнале «Наступление». Был ответственным секретарем журнала «Западная область». Опубликовал 260 произведений в стихах и прозе, в т.ч. 3 поэмы.
В 1939 – 1940 гг. участвовал в советско-финляндской войне. С июня 1941 года Александр Твардовский начинает работу спецкорреспондентом в редакции газеты Юго-Западного фронта «Красная Армия». Именно эти годы стали для Твардовского переломными: поэтический голос поэта приобретает ту силу, ту подлинную мощь, без которой невозможно настоящее творчество. Александр Трифонович награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, медалями.
Проявил себя и как глубокий, проницательный критик: книги «Статьи и заметки о литературе» (1961), «Поэзия Михаила Исаковского» (1969), статьи о творчестве С. Маршака, И. Бунина (1965).
Военная лирика А.Т. Твардовского
Стихи Твардовского военных лет - это хроника фронтовой жизни, состоявшей не только из героических подвигов, но и из армейского, фронтового быта. Пример изображение тихой армейской жизни в стихотворении «Армейский сапожник» (1942).
В лесу, возле кухни походной,
Как будто забыв о войне,
Армейский сапожник холодный
Сидит за работой на пне.
Стихотворение «Партизанам Смоленщины» (1942) призывает покарать пришедшего грозного врага. Поэт поднимает боевой дух бойцов, заявляя: «Нет, твой враг не похвалится тыловой тишиной!». В стихах нет конкретных образов партизан, они все обобщены, названы «весёлым народом» и даже «зоркой местью». Поэт убеждён, что победа близка, о чём говорит в финале.
Но не только партизаны принесут победу России. В лирике Твардовского встречается образ танка, который значит для поэта гораздо большее, нежели просто гусеничная машина. Известно его стихотворение, которое так и называется – «Танк»:
И, как будто первопуток
Открывая за собой,
В сталь одетый и обутый,
Танк идёт с исходной в бой.
В этих строчках слышатся какие-то былинные мотивы: богатыри на Руси тоже обладали такой огромной мощью, что могли одним пальцем проложить «первопуток», а слова «одетый» и «обутый» также явно указывают на сходство танка с богатырём. Таким образом, танк – это символ скорой победы России в войне.
И всё же не вся военная лирика Твардовского состоит из обобщённых образов и пространных размышлений. Поэт написал и несколько фронтовых зарисовок, в которых конкретные люди рассказывают о своей военной жизни. К подобным стихам относится, например, «Рассказ танкиста». В центре этого стихотворения – фигура мальчонки, помогшего обнаружить замаскированный артиллерийский расчёт врага. Это произведение рассказывает о прифронтовом детстве, и, что особенно важно, подчёркивает необходимость участия всех и каждого в военных буднях страны. Мысленному взору читателя явлена такая картина:
Что ж, бой не ждёт. -
Влезай сюда, дружище! –
Стоит парнишка – мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём…
Картинка эта запечатлевается в памяти танкиста навсегда. Поэт берёт на себя часть вины лирического героя за то, что тот забыл спросить имя мальчика. Однако лирический герой уверен, что узнает его среди тысяч лиц. В стихотворении подчёркнута сплочённость народа – каждый хорошо помнит своего боевого товарища, с которым они вместе боролись против общего врага.
В стихах Твардовского военных лет звучит и философское осмысление человеческой судьбы в дни всенародной трагедии. Так, в 1943 году написано стихотворение «Две строчки».
Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.
Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал
Да лед за полу придержал...
Среди большой войны жестокой,
С чего - ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
Стихотворение навеяно фактом корреспондентской биографии Твардовского: две строчки из записной книжки напомнили ему о бойце-парнишке, которого видел он убитым, лежащим на льду еще в ту не знаменитую войну с Финляндией, что предшествовала Великой Отечественной. И подвига он не совершил, и война не знаменитая, но жизнь ему была дана одна-единственная. Через эту смерть постигает художник трагедию Великой Отечественной войны. Возникает пронзительное по силе лиризма ощущение невозвратности потери, ярко выраженное в последней строфе.
Уже после войны, в 1945-1946 годах, Твардовский создает, возможно, самое сильное, самое пронзительное свое произведение – «Я убит подо Ржевом» , сквозь строки которого проходит мотив братства и памяти. Необычна форма стихотворения – монолог погибшего солдата, его обращение к живым.
Я убит подо Ржевом.
В безымянном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком начете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире,
До конца его дней,
Ни петлички, ни лычки
С гимнастерки моей.
В его словах чувствуется трагедия, стремление жить и увидеть мирное время:
Я – где корни слепые
Ищут корма во тьме.
Я – где с облачком пыли
Ходит рожь на холме.
Но не только о себе грустит погибший солдат. Тревогу вызывает у него то, что будет с новым поколением, сможет ли оно уберечь все великие завоевания военного времени. Несмотря на собственную смерть, он говорит: «завещаю в той жизни вам счастливыми быть».
Стихотворение завораживает ритмом своих строк, оно довольно велико по объему, но прочитывается на одном дыхании. Знаменательно, что в нем несколько раз звучит обращение, восходящее к глубоким корням традиции. Это обращение –«братья».
Война закончилась, но тем не менее военная лирика Твардовского нашла своё продолжение и в послевоенное время.
Мотив вины пронизывает такие стихотворения А. Твардовского, как «Жестокая память» и «Я знаю, никакой моей вины…».
Человек, прошедший войну и вышедший из неё живым, неизбежно чувствует вину перед павшими. Об этом стихотворение«Жестокая память». Память – невозможность забыть и избыть ту огромную боль, которую принесла война людям. Жестокость же её заключается как раз в том, что невозможно жить и радоваться жизни так же, как и до войны, чувствуя свою вину: «Но с радостью прежней не смею смотреть на поля и луга».
Война оставила в жизни людей глубокие, заметные следы. У поэта есть зарисовка на эту тему:
Полным-полно, народ в проходе
Бочком с котомками стоит.
И о лихой морской пехоте
Поёт нетрезвый инвалид.
И даже в поздней лирике поэта тема войны звучит так же остро, как и раньше. Стихотворение «Я знаю, никакой моей вины…» вновь затрагивает тему вины перед теми, кто не вернулся с поля боя, но с ещё большим драматизмом. Оно построено как лирический монолог, где настроение колеблется между двумя чувствами: с одной стороны, автор убеждает себя в своей полной невиновности перед павшими на полях Великой Отечественной войны, с другой же - в последней строке пробивается то покаянное ощущение своей вины, которое свойственно всем совестливым людям. Эта вина выражает мысль о неоплаченном долге перед погибшими защитниками России.
Троекратный повтор частицы «все же
», выражающей сомнение, выводит на поверхность сознания далеко скрытое чувство не утихающей со временем боли. Чувство это иррационально - собственно, как мог Твардовский «сберечь» своих соотечественников? - но именно поэтому глубоко и истинно. «Я» - живой и «другие» - мертвые - вот основной конфликт стихотворения, так и не разрешенный в финале (многоточие означает еще и то, что внутренний монолог не прекращен, что еще не раз лирический герой будет сам с собой вести этот мучительный разговор).
Стихотворение отличает лексическая простота, отсутствие каких-либо изобразительных эффектов.
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе, -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
В другом стихотворении – «Лежат они, глухие и немые…» слышится элегическое звучание стихотворения,
щемящее-грустная интонация:
Лежат они, глухие и немые,
Под грузом плотной от годов земли -
И юноши, и люди пожилые,
Что на войну вслед за детьми пошли,
И женщины, и девушки-девчонки,
Подружки, сёстры наши, медсестрёнки,
Что шли на смерть и повстречались с ней
В родных краях иль на чужой сторонке.
И не затем, чтоб той судьбой своей
Убавить доблесть воинов мужскую,
Дочерней славой - славу сыновей, -
Ни те, ни эти, в смертный час тоскуя,
Верней всего, не думали о ней.
История создания стихотворения «В тот день, когда окончилась война…» по–своему замечательна. Повторив первую строку стихотворения, вынеся ее в заголовок, поэт тем самым утвердил мысль о значительности, важности исторического момента – окончилась война!
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
В стихотворении ситуация драматизирована: происходящее не описывается, а развертывается перед нами. Исторические воспоминания о «том дне» пережиты Твардовским глубоко лично. Это трагедийное повествование, в котором поэт развивает тему «большой разлуки», «великого прощания». Стихотворение обретает летописную трагедийную торжественность и значительность. По мере развития темы усиливается эмоциональное напряжение стиха. В эпически мерном движении строк мы чувствуем элегическую печаль , которая имеет действенную силу катарсиса:
И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали,
Мы отделялись навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали.
Поздняя лирика А.Т.Твардовского – это лирика особая: в ней органично сочетается философское и социальное начало, лирическое и эпическое. Лирический герой этого периода – это человек с огромным жизненным опытом, проживший немалый срок на земле. Он задумывается над ходом жизни, над неизбежностью смерти, над мимолетностью и ценностью каждого мгновения, над необратимостью времени. Важно отметить то, что лирический герой не пытается преодолеть данность жизни, а видит основу в её осмыслении.
Размышляя о бытие, излагая свой жизненный опыт, лирический герой поздней лирики А.Твардовского постоянно затрагивает тему памяти и забвения. Стихотворение «Дробится рваный цоколь монумента» - яркий тому пример. Это произведение написано Твардовским в 1965 году под впечатлением уничтожения бюста Сталина в барвихинском парке. Но речь в нём идет не о конкретном событии, мы видим глубокое философское понимание памяти, жизни, истории, вечности:
Дробится рваный цоколь монумента,
Взвывает сталь отбойных молотков.
Крутой раствор особого цемента
Рассчитан был на тысячи веков.
Пришло так быстро время пересчета,
И так нагляден нынешний урок:
Чрезмерная о вечности забота -
Она, по справедливости, не впрок.
Но как сцепились намертво каменья,
Разъять их силой - выдать семь потов.
Чрезмерная забота о забвенье
Немалых тоже требует трудов.
Все, что на свете сделано руками,
Рукам под силу обратить на слом.
Но дело в том,
Что сам собою камень -
Лирический герой этого стихотворения не какое-то определенное «Я», но в то же время и не персонифицированное «Мы». Он выступает носителем того переживания, которое свойственно всему народу и в то же время осмысляется каждым по-своему.
«Чрезмерная о вечности забота » и «Чрезмерная забота о забвенье » воспринимаются лирическим героем как две крайности, бессмысленные и разрушительные. С одной стороны, «Крутой раствор особого цемента/ Рассчитан был на тысячу веков» , прилагались определенные человеческие усилия для возведения этого монумента, причем не только монумента как предмета материального, но и идеологического, с другой стороны, высказывается мысль о том, что всё в жизни относительно и бренно, и всё в мире циклично: сначала мы создаем себе кумиров и свято верим в них, прилагаем огромные духовные и физические усилия, чтобы поместить их в вечность, а затем опрокидываем их в забвенье, ломая, разрушая, уничтожая.
Необходимо также отметить, что стихотворение «Дробится рваный цоколь монумента» как будто отсылает читателя к огромной базе культуры прошлого: возникают ассоциации с «Памятниками» А.С.Пушкина, Г.Р.Державина, с «Exegi monumentum» Горация. Это говорит о том, что лирический герой наделен богатым культурным, историческим опытом, а это, в свою очередь, позволяет ему излагать свои мысли, чувства, анализировать, делать глубокие, философские заключения.
Последние три строки стихотворения – это своеобразный вывод, который делает лирический герой в отточенной афористичной форме:
Но дело в том,
Что сам собою камень -
Он не бывает ни добром, ни злом.
Этими словами выражается особое понимание лирическим героем всех жизненных, социальных, исторических процессов. Камень – это неодушевленная, застывшая форма, ничего сама по себе не выражающая, только человек вкладывает в него тот или иной смысл, а значит, только человек является тем звеном, которое связывает «всё со всем» и «всех со всеми».
Мотив взаимосвязанности и повторяемости всего в мире очень характерен для позднего творчества Твардовского. Лирический герой размышляет о связях исторических, культурных, жизненных, родственных, пытается осмыслить их, объяснить, понять их истинный смысл. С этой позиции интересно рассмотреть стихотворение «Посаженные дедом деревца»:
Посаженные дедом деревца,
Как сверстники твои, вступали в силу
И пережили твоего отца,
И твоему еще предстанут сыну
Деревьями.
То в дымке снеговой,
То в пух весенний только что одеты,
То полной прошумят ему листвой,
Уже повеяв ранней грустью лета...
Ровесниками века становясь,
В любом от наших судеб отдаленье,
Они для нас ведут безмолвно связь
От одного к другому поколенью.
И дальше связь пойдет в таком порядке.
Ты не в восторге?
Сроки наши кратки?
В этом стихотворении лирический герой предстает перед нами как некое «Мы», обращенное к представителю молодого поколения («Ты»). Опыт лирического героя оказывается настолько огромным и глубинным, что он начинает постигать неотменимый, естественный порядок бытия. В этом стихотворении, по сути, формулируется важный закон мироздания, который заключается в вечном обновлении и вечных связях поколений – в цикличности жизни.
Твардовский становится носителем важной философской мысли: жизнь вписывается в общий природный порядок, всё бренно, но в то же время в бытие есть повторяемость, которая, можно сказать, становится аналогом бессмертия.
Причем, важно отметить, что повторяемость эта характерна как для человеческого существа, так и для самой природы: молодые деревца – звено, связывающее поколения людские, тоже имеют свой срок, и им на смену придут другие посадки, которые станут новым звеном в вечной цепочке жизни:
Им три-четыре наших жизни жить.
А там другие сменят их посадки.
И дальше связь пойдет в таком порядке.
Герой Твардовского подходит ко всему с особым осмыслением: он видит суть мироустройства, понимает, что человек не может бороться с естественными, непреложными законами мира, и пытается донести это до каждого, задавая, казалось бы в несколько небрежной форме очень серьёзные и вечные вопросы:
Ты не в восторге?
Сроки наши кратки?
Ты что иное мог бы предложить?
В этих строках возникает очень важная тема творчества Твардовского – это тема отпущенного срока, которая четко представлена в стихотворении «Все сроки кратки в этом мире» :
Все превращенья – на лету.
Сирень в году дня три – четыре,
От силы пять кипит в цвету.
Но побуревшее соцветье
Сменяя кистью семенной,
Она, сирень, еще весной –
Уже в своем дремотном лете.
И даже свежий блеск в росе
Листвы, еще не запыленной,
Сродни той мертвенной красе,
Что у листвы вечнозеленой.
Она в свою уходит тень.
И только, пета – перепета,
В иных стихах она все лето
Бушует будто бы, сирень.
Лирический герой этого стихотворения (также как и предыдущих) мыслит эпически. Он явно осознаёт, что жизнь состоит из определенных ограниченных по времени сроков, причем время это бегущее, стремительное и спешное:
Все сроки кратки в этом мире,
Все превращенья – на лету.
Образ сирени - центральный в стихотворении, он становится воплощением самой жизни во всем ее многообразии. Лирический герой, восхищаясь красотой не только цветущей и благоухающей сирени, но и других её состояний, высказывает мысль о том, что жизнь прекрасна на всех её сроках и, может быть, в увядании можно найти еще большую прелесть, чем в бушующей молодости. Он чувствует свою включенность в ход жизни, он принимает, осмысляет и понимает каждый её этап.
Необходимо сказать, что в сознании лирического героя нет идеализации жизни, он воспринимает её ход как естественный, необратимый процесс, всегда сопряженный со смертью. Смерть - это часть жизни, она всегда находится рядом с жизнью:
И даже свежий блеск в росе
Листвы, еще не запыленной,
Сродни той мертвенной красе,
Что у листвы вечнозеленой.
Смерть для лирического героя – это граница отведенного срока, часть всеобщего, всеобъемлющего цикла, законы которого одинаковы и для человека, и для природы.
Таким образом, лирический герой поздней лирики А.Т.Твардовского пытается осмыслить бытие, понять все его законы. Он воспринимает жизнь как определенные, завершенные сроки, циклы, которые постоянно повторяются в природе, в то же самое время, являясь особенными и неповторимыми. Лирический герой наделен большим культурным и жизненным опытом, и предстает перед нами человеком, который имеет право выражать свою нравственную, философскую позицию по отношению к мироустройству. Образ его становится шире индивидуального, он приобретает масштабные, эпические черты.
Особа пейзажная лирика Твардовского послевоенных лет. Отсюда особая трактовка темы природы. В стихах последних лет в эту тему включается новый мотив, который можно назвать памятью самой природы всей жизни на земле. Твардовский смотрит на природу, не поучая и не поучаясь. Природа у Твардовского – источник красоты.
Спасибо за утро такое
Спасибо за утро такое,
За чудные эти часы
Лесного – не сна, а покоя,
Безмолвной морозной красы.
Когда над изгибом тропинки
С разлатых недвижных ветвей
Снежинки, одной порошинки,
Стряхнуть опасается ель.
За тихое, лёгкое счастье –
Не знаю, чему иль кому –
Спасибо, но, может, отчасти
Сегодня – себе самому.
Твардовский видит в природе и ее, так сказать, собственные горести и заботы, и ее движение. Все пейзажи насыщены внутренней динамикой. Например, в стихотворении «Там–сям дымок садового костра» (1967) пейзаж передан через определение того, чего еще нет, но что должно произойти в будущем:
Там–сям дымок садового костра
Встаёт над поселковыми задами.
Листва и на земле ещё пестра,
Ещё не обесцвечена дождями.
Ещё земля с дернинкою сухой
Не отдаёт нимало духом тленья,
Хоть наизнанку вывернув коренья,
Ложится под лопатой на покой.
Ещё не время непогоды сонной,
За сапогом не волочится грязь,
И предаётся по утрам, бодрясь,
Своим утехам возраст пенсионный.
По крайности – спасибо и на том,
Что от хлопот любимых нет отвычки.
Справляй дела и тем же чередом
Без паники укладывай вещички.
В пейзажной лирике также прослеживаются характерные для Твардовского понятия – «пора» и «срок», которым подчинено круговращение природы и человеческой жизни: в главном они совпадают, и отсюда - лирическое приятие каждого срока, согласие с его особыми уставами и законами. Однако содержание этих сроков – очень разное. Отсюда – мотив неравномерности, неравноценности времени.
Чуть зацветёт иван–чай, -
С этого самого цвета –
Раннее лето, прощай,
Здравствуй, полдневное лето.
Липа в ночной полумгле
Светит густой позолотой,
Дышит - как будто в дупле
Скрыты горячие соты.
От перестоя трава
Никнет в сухом оперенье.
Как жестяная, мертва
Тёмная зелень сирени.
Где–то уже позади
День равноденствие славит.
И не впервые дожди
В тёплой листве шепелявят.
Не пропускай, отмечай
Снова и снова на свете
Лёгкую эту печаль,
Убыли–прибыли эти.
Все их приветствуй с утра
Или под вечер с устатку...
Здравствуй, любая пора,
И проходи по порядку.
Таким образом, военная и послевоенная лирика занимает важное место в творчестве Твардовского.
Анализ стихотворения Александра Твардовского. Люди живут, люди умирают… И никто в этом не виноват. Ничто не вечно. Но страшно, обидно, когда человек умирает не от непобедимой болезни или от старости, а от пули, мины, бомбы. И друг, вернувшийся с войны, не может смотреть в глаза родственникам своих погибших товарищей. Почему? Что заставляет его отводить в сторону взгляд? Стыд? Стыд за то, что он выжил, а они погибли? За то, что он пришел домой, а они «остались там»? Тяжкие раздумья терзают человека, потерявшего на поле боя своих друзей. Мысль мечется, не находя ответа - почему, зачем? По чьей вине «они - кто старше, кто моложе - остались там…»?
И даже рифма как бы тоже ищет выхода, ответа. В начале в первых двух строчках, где только исток раздумий автора, и рифма более спокойная, парная: «вины - войны». С развитием главной мысли стихотворения и рифма усложняется, концентрируется на строчке «я их мог, но не сумел сберечь». Рифма становится более упорной, более глубокой, она передаёт смятение, острое раздумье, горькие мысли самого автора, тоже прошедшего дорогами войны. Само построение стихотворения подчёркивает развитие мысли. В начале - предложение маленькое, сжатое. Поэт как бы оправдывается (нет, не то слово), заверяет нас, да и в основном самого себя в том, что вины нет. Но ведь и друзей нет: «не пришли домой». Кольцевая рифма во втором предложении подчёркивает замкнутость этого круга - круга человеческого горя. Заключительное «все же», трижды повторенное, символизирует нескончаемость воспоминаний, бесконечность ответственности, взятой на себя выжившими. Ответственность за невер- нувшихся, за их стариков и осиротевших детей. И горькие мысли, которыми полна минута раздумий, находят выход в этом «всё же». Здесь сконцентрирована идея стихотворения. Всего в двух словах.
«Краткость - сестра таланта», - писал Чехов. И это очень верно. Особенно в поэзии. Можно написать балладу, поэму и не сказать ничего, а можно всего лишь двумя предложениями создать реквием миллионам не вернувшихся с войны. В них вылилась вся изболевшаяся душа поэта и его народа. Радость победы не может полностью заглушить боль утраты. И люди, прошедшие в солдатских сапогах от Волги до Берлина, это понимают.
Друзья, оставшиеся на тех дорогах, не забываются. Они не канули в неизвестность - они твёрдым шагом вошли в бессмертие - в вечность с чистой совестью и душой. Они стали частью нашей общечеловеческой памяти, героями опер, фильмов, спектаклей, картин, стихотворений. Одно из них написано Твардовским. Маленькое, оно вобрало в себя боль и память, угрызения совести и беспощадность войны. Заключительное «всё же» будто поднимает стихотворение над землею и уносит его туда, где, по словам другого поэта-фронтовика, Михаила Светлова, «небо полнится голосами тех, кто жил и любил на земле».