Наталья Кирикова.
В контексте истории
Пожелтевший картон с фотографией из домашнего архива: на переднем плане молодой человек с открытым и умным лицом в форме солдата царской армии. На гимнастерке два Георгиевских креста - свидетельства храбрости, проявленной в боевых условиях. Солдат стоит на фоне высоких деревьев, образующих живописную арку, которая открывает далекую линию горизонта. Персонаж фронтовой пасторали - художник Иван Семенович Блохин. На оборотной стороне снимка карандашная надпись: «Брату Григорию. 30 августа 1916 года». Разгар П ервой мировой войны…
Сотрудник архива, военный историк, увидев фотографию, сразу заметил: «Гимнастерка сшита на заказ. Не казенная». В те времена разрешалось желающим заказывать себе военную форму. Чем Иван Семенович посчитал необходимым воспользоваться, проявив себя человеком внимательным к своей внешности. Другой не заметный для неспециалиста факт: на гимнастерке пришиты погоны, свидетельствующие о том, что их хозяин был призван на службу на общих основаниях. По действующим тогда законам всего три класса реального училища давали возможность пойти вольноопределяющим , т.е. выбирать место службы по собственному усмотрению, например, телеграфистом, санитаром и т.д. На это указали бы погоны, окантованные шнуром. Но часто в те годы образованные люди по идейным соображениям уходили на войну простыми солдатами. Среди них был Иван Семенович Блохин.
Иван Семенович Блохин родился 13 (26) октября 1887 года в деревне Брыкино (Якшино ) Московской губернии Верейского уезда Шелковской волости (Дороховский район), в многодетной крестьянской семье. Детей было семеро: шесть братьев и одна сестра. Согласно православным традициям новорожденный был крещен 14(27) октября 1887 года, о чем сохранился «Выписъ из метрической книги за 1887 годъ », подписанный сельским священником. «Семья у отца была средней зажиточности», - вспоминал художник в своей автобиографии. Примерно в 9 лет он был отдан в сельскую школу, которую окончил за два года с похвальным листом. Любовь к рисованию проснулась в нем рано и, видимо, не была случайной, а имела семейную традицию, так как известно, что его старший брат Андрей учился и работал в знаменитой в Москве живописной мастерской Тараса Михайловича Рожкова. В эту же мастерскую в одиннадцатилетнем возрасте был отдан на обучение Ваня Блохин. Это обучение, длившееся пять лет, было сопряжено с началом его трудовой биографии.
Следующей была художественная студия Анатолия Петровича Большакова, в которую он поступил в 1905 году и проучился там ровно год.
Стремление художника к образованию и повышению своего профессионального мастерства поражает. В 1906 году одаренный художественным талантом молодой человек, восприимчивый ко всему новому, что рождалось в искусстве на рубеже XIX –XX веков, поступает в модную тогда частную художественную школу Федора Ивановича Рерберга на Мясницкой. Рядом находилось Московское училище живописи, ваяния и зодчества, в котором к этому времени были заложены значительные импрессионистические традиции. Сам Федор Иванович в искусстве был «искренним импрессионистом». В своей книге «Мой путь в искусстве» художник И.В.Клюн , посещавший школу Рерберга в те же времена, вспоминал: «Федор Иванович предложил некоторым ученикам... посетить с ним художественное собрание Сергея Ивановича Щукина в Знаменском переулке… Д ля нас, впервые увидевших произведения знаменитых современных французских художников, блестящих живописцев, - впечатление было просто ошеломляющее, оно было настолько велико, что мы, несмотря на исчерпывающие объяснения Сергея Ивановича, никак не могли осмыслить эту огромную живописную силу выражения...»
На фоне уникального многообразия направлений, возникших в начале XX века в русской художественной жизни, импрессионизм особенно ярко себя проявил в живописи московских художников, объединенных в «Союз русских художников» (К.Юон , П.Петровичев, Л.Туржанский , В.Бакшеев , М.Нестеров и др.). «Союз» не только развивал традиции русской пейзажной живописи, используя импрессионистические пластические средства, но и создал свой особый тип этюда-картины, воспевавшей красоту родной природы и окружающего мира. При этом писалась она непременно с натуры, экспромтом, за один сеанс. Такие условия требовали от художника особого поэтического мироощущения и высокой техники исполнения. Это направление стало для Ивана Семеновича особенно близким: радость бытия, способность увидеть в обыденном прекрасное, любовь к родной природе, а также чувство огромной ответственности за свое профессиональное мастерство, воспитанные в ранней молодости, стали для него идеалами на всю жизнь.
Федор Иванович Рерберг , кроме того что был человеком высокообразованным, обладавшим прекрасными личными качествами, как руководитель школы был чрезвычайно терпим к самым разным дарованиям. Впоследствии Блохин с особым чувством вспоминал: «Моими сверстниками по этому художественному училищу были художники: ныне умерший Казимир Малевич, Бурлюки (два брата), Захаров Федор Иванович, Ясинский-младший, Рыбников (ныне профессор), Стороженко и др.». Близкое общение с апологетами русского авангарда вне всякого сомнения оказало сильное влияние на формирование творческого вкуса молодого художника. Известно, что Блохин был увлечен кубофутуризмом . Но не сохранил ни одной работы того периода, хотя обучался в школе Рерберга , как и Малевич, почти четыре года, с 1906 по осень 1909 года. Учитывая трагические повороты, которые приготовила ему судьба, можно предположить, что художник сделал это сознательно.
О самой школе и ее преподавательском составе отзывался всегда с большим уважением. И не удивительно. Многие из них были людьми выдающимися. Так лекции по анатомии, физиогномике и мимике читал профессор Сергей Сергеевич Голоушев - доктор, эксперт Московского окружного суда и художественный критик, - он писал в газете «Русское слово» под псевдонимом Сергей Глаголь. Скучные лекции по анатомии обращались у него в интереснейшие беседы.
Сам Рерберг преподавал рисунок, живопись и читал лекции по истории искусств с д емонстрацией картин. Интересно, что учитель и ученик сохраняли дружеские отношения на протяжении всей жизни, а в 30-х годах занимались преподавательской деятельностью уже вместе.
Еще до поступления в художественную школу Рерберга Блохин по общеобразовательным предметам занимался на Домниковских вечерних и воскресных курсах. В этот же период времени он учился в Народном университете около четырех лет на юридическом и историко-филологическом факультетах. Но диплом получить не смог, т.к. осенью 1909 года первый раз был взят на действительную военную службу в царскую армию на общих основаниях. Поэтому в советское время, при заполнении многочисленных анкет, ему приходилось писать: «незаконченное высшее образование».
Попав на воинскую службу, он и в эти годы учится. По ходатайству воронежских художников Богданова и Бучкури , преподавателей училища, и жены командира полка, в котором он служил, тоже художницы, Ивану Семеновичу было разрешено заниматься в Воронежском художественном училище на протяжении двух последних лет службы, вплоть до 1912 года.
После первой демобилизации в 1913 году ровно год он учился в студии замечательного педагога художника-реалиста Василия Никитича Мешкова на Воздвиженке , с сыном которого, тоже художником Василием Васильевичем Мешковым , дружил всю жизнь. Одновременно держал конкурсный экзамен в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (впоследствии Вхутемас ).
Но мечте получить образования в стенах знаменитого училища сбыться не удалось, так как в 1914 году «...я был мобилизован, - вспоминал Иван Семенович, - и 6 августа этого года был отправлен на театр военных действий на Мазурские озера в Восточную Пруссию, где в то время шли ожесточенные бои». В этих строках автобиографии чувствуется скрытая гордость. На войне Иван Семенович проявляет себя очень ярко и становится героем. Российский государственный военно-исторический архив предоставил документы, хранящие сведения о е го награждении и описание подвигов. В приказе по 20-му армейскому корпусу №106 от 19.06.1915 года объявлено о награждении старшего унтер-офицера 109-го пехотного Волжского полка Ивана Блохина Георгиевским крестом 4-й степени №254937 за то, что «3-го февраля под сильным огнем противника, умело управляя огнем своего взвода, выбил противника из его окопов и занял их». Приказ подписан командиром корпуса генералом от инфантерии Евреиновым. В приказе по этому же корпусу №160 от 16 июля 1915 года объявлено, что на основании статьи 78 статуса Георгиевского креста старший унтер-офицер 109-го пехотного полка Иван Семенович Блохин награждается Георгиевским крестом 3-й степени №35500 за то, что «10 апреля 1915 года у озера Сайно вызвался на разведку и, попав под ружейный огонь противника, не прекратил оной, а с полным презрением к смерти выполнил данную задачу, чем содействовал общему делу».
Такой человек не мог не выделиться из солдатской среды. Как рассказывал зять дочери художника В.Л.Славинский, после Февральской революции 1917 года Блохин избирался командиром полка.
Но при Советской власти, по известным причинам, Иван Блохин скрывал свои военные заслуги. Во всех автобиографиях он о полученных боевых наградах не писал ни слова. Более того, заполняя Личную карточку члена Союза Советских художников от 17 декабря 1941 года, вообще скрыл свое участие в П ервой мировой войне: «…в старой армии служил с 1909 по 1912 год, последний высший чин старший унтер-офицер полка». А в другой: «...служил с 1914 по 1917 год включительно на должности чертежника в штабе».
По демобилизации Блохин вернулся домой и в 1918 учебном году поступил во Вхутемас , дабы продолжить свое художественное образование. В это время ему уже исполнился 31 год. Никакие глобальные повороты истории не могли заставить его изменить своему предназначению. Вот как он вспоминает то время: «В специальных мастерских Вхутемаса моим профессором был художник, заслуженный деятель искусств Павел Варфоломеевич Кузнецов. Кроме того, во Вхутемасе я работал одновременно в мастерской без руководителя. ...н а последнем курсе мне была присуждена персональная мастерская, в которой я и работал последний академический год». О том, насколько это было значительно, косвенно свидетельствуют воспоминания художника Б.Ф.Рыбченкова , который учился у Н.А.Удальцовой, возглавлявшей в тот период кубофутуристическую мастерскую: «В живописных мастерских Вхутемаса тон задавали немногие из признанных... Без благословения элиты попасть в ту или иную мастерскую оказывалось не так-то просто, даже если у тебя официально все было в порядке». По этим фактам можно судить, что Блохин к этому времени был уже сложившимся художником. Персональная мастерская, в которой он работал, давала ему возможность заниматься преподавательской деятельностью, ставшей впоследствии неотъемлемой частью его биографии.
Революцию Иван Семенович встретил с открытым сердцем и большим воодушевлением, активно сотрудничая с новой властью. С 1918 по 1922 год он, одновременно с учебой, служил в городском комиссариате. Вот как пишет об этом художник Николай Ефимович Кузнецов: «Когда зимой 1919–1920 годов из Управления РВСР меня командировали в военкомат, там художественными делами ведал художник Иван Семенович Блохин. Чтобы дать мне работу, он направил меня в воинскую часть как художника работать в студии рисования и помогать при постановках спектаклей. После, во время съезда Т ретьего интернационала в Москве, военкомат мобилизовал своих художников украшать к съезду Москву. Ведал этим Блохин. Он поручил мне оформить Театральную площадь. Сам он вместе с Бакиным украшал площадь Революции». Параллельно со службой в Военном комиссариате Москвы он работал в театрально-музыкальной секции в качестве заведующего художественно-техническим бюро. При открытии Театра юного зрителя в 1922 году оформлялся первый его спектакль «Маугли », пользовавшийся успехом у зрителей.
В двадцатые годы жизнь Блохина была на подъеме и насыщена событиями. Наконец-то получено высшее художественное образование, к которому он стремился всю жизнь. Он много и плодотворно трудился и в жанре портрета, и в жанре пейзажа. Его картины закупались. В РГАЛИ сохранился документ, датированный февралем 1925 года: «Запись в инвентарной книге Музея художественной культуры о передаче картин Блохина в Государственный музейный фонд».
В художественных выставках Иван Семенович начал активно участвовать еще в дни учебы во Вхутемасе , сначала на ученических, позднее в целом ряде столичных и всесоюзных выставок.
Московская выставка 1925 года называлась «Объединенное искусство - Обис ». В ней Блохин выставлялся вместе с художниками П.Петровичевым, Л.Туржанским , А.Васнецовым, В.Эйгесом , В.Коровиным и другими, многие из которых состояли членами только что распавшегося «Союза русских художников». Художник был представлен картинами «Манифестация», «Совхоз», «В тупике» и тремя этюдами.
Следующими были проходившие в 1927 и 1929 годах В торая и Третья выставки Группы московских художников - новой организации, членом и учредителем которой Блохин был до ее роспуска. Иван Семенович выставляет портреты «Комсомолка», «Крестьянская девушка», «Портрет неизвестной», а также три картины, натюрморт и этюды. В эти же годы он пишет портрет отца.
В анкете члена Союза советских художников о дальнейшем записано так: «С 1929 года состою членом Московского товарищества художников, ранее «Всехудожник », членом и учредителем которого являюсь. С 1932 года являюсь активным творческим работником Ц.Б.Моссха ». На самом деле все было далеко не гладко. Скупые строки, полученные из архива ФСБ, гласят: Блохин был арестован органами ОГПУ 29 апреля 1932 года по обвинению в «антисоветской деятельности, выразившейся в участии в контрреволюционной организации “Союз крестьянского труда”». По сведениям ФСБ, он был освобожден из-под стражи под подписку о невыезде в этом же году. В семье освобождение связывают с тем, что, благодаря знакомству, дело связали с недосдачей золота. После того как все золото из семьи было изъято, Ивана Семеновича выпустили из тюрьмы. Не приходится удивляться, что после этих событий на протяжении всей последующей жизни у художника не было собственной мастерской.
Черновые записи выступления Блохина на заседании МОССХа при обсуждении выставки произведений молодых художников примерно в 1934–1935 годах позволяют судить о напряженных отношениях, сложившихся у него с руководством этой организации: «К этой выставке мы пришли уже с другими результатами и с другими кадрами, возглавившими наше искусство… Э тот процесс совершился благодаря… борьбе с рутиной, с фотографичностью выражения, с безвкусицей, с натуралистической беспомощностью, а также снобизмом и зазнайством (далее зачеркнуто) ведущих художников, диктовавших свою волю искусству, выражавшуюся в непримиримости даже к импрессионизму, к отрицанию всех, кроме себя». Эмоциональные записи Ивана Семеновича являются отображением той борьбы, которая развернулась в художественной жизни России в начале 30-х годов, после известного Постановления ЦК ВКП (б) от 1932 года о роспуске художественных объединений. Отныне официально приветствовался единый творческий метод, названный методом «социалистического реализма», при котором главенствовала идеология, облаченная в одежды мелочного натурализма. Духовные поиски новых художественных средств выражения, совершенствование пластической стороны искусства в эти годы были преданы забвению в угоду содержанию, воспевавшему успехи социализма. В иерархии жанров, сформировавшейся в начале 30-х годов в Советском Союзе, пейзаж стал периферийным, какое-то время даже гонимым жанром, в отличие от официально поощряемых «тематических картин», прославляющих успехи социализма и его вождей.
Подверглись гонению и «формалистические» течения. В этот период мы не увидим у Блохина картин, исполненных в стиле кубофутуризма . Об увлечении художника этим направлением сохранилось немного свидетельств, что, видимо, связано с желанием скрыть свои творческие эксперименты, шедшие вразрез с общегосударственной идеологией. В журнале «Эхо» за 1925 год были напечатаны фотографии двух его работ: «Инвалид труда - краснодеревец» и «Забастовка», выполненных в манере кубизма. Картина «Забастовка», видимо, тиражировалась не один раз и кажется очень знакомой. В 2003 году его работа «Кубофутуристический городской пейзаж» (холст, масло; 51Ч38,5, оцененный в 63–94,5 тыс. фунтов) выставлялась на аукционе Sotheby’s . Других аналогичных работ Блохина пока не обнаружено. Кубофутуристическое направление в живописи было обречено на исчезновение. Требующее интеллектуального восприятия, напряженного воображения и внимания, оно не могло удовлетворять проснувшийся интерес к культуре «широких пролетарских масс». После долгих лет забвения натуралистическое мелочное письмо вновь возвратилось к жизни, с фотографической точностью повествуя о достижениях Советской власти. В этих условиях Иван Семенович оказался не востребованным.
«Реставрация АХХРом натурализма, - писал он, - остро дает себя чувствовать в наши дни. С этих позиций у нас делается отбор картин художественными советами, в которых сидят в подавляющем большинстве Ахровцы , ими же отбираются картины для выставок». А между тем, по мнению Блохина, «каждому художнику участие на выставках необходимо для его творческого роста, для самоконтроля и, наконец, с точки зрения чисто материальных интересов… В спомните Ченнино Ченнини . Сколько лет он отводил художнику, чтобы овладеть материалом, сделать его себе послушным - лет 20-25… с общественной точки зрения совершенно не рационально не использовать добытый таким самоотверженным путем опыт и знания, ибо занятие искусством могут позволить себе люди одаренные, имеющие специальное призвание».
Но неучастие в выставках вовсе не означало творческого простоя. И здесь пригодилась воспитанная первыми учителями высочайшая ответственность за свое техническое мастерство. «Решает вопрос не только талант, но и техника», - выступает он на заседании МОССХа в феврале 1936 года, на котором комиссия «...в лице Штеренберга , Лентулова , Котова и Покаржевского по поручению живописного сектора… контрактует» Блохина для работы по договорам. Это было для него жизненно важным решением, наконец-то обеспечивающим его семье, жене и маленькой дочке, которых он нежно любил, сносную жизнь.
В семейном архиве сохранилось несколько писем, свидетельствующих о необычайно теплых отношениях, существовавших в их семье. Вот строки из одного из них: «Любусеньку , мою родную девочку, балуй и поцелуй за меня. Ей пока только и понежиться за мамой. Она успеет еще потрудиться. И ты тоже пока оставь все дела до меня, до моего приезда. Мы их сделаем вместе с тобой. Я тебе помогу. Сходите вместе в Парк культуры. Попейте там в повильончике молоко с булочкой, поешьте мороженое…»
При выполнении любой из заказных работ: будь то портреты вождей и военачальников, либо оформление улиц и площадей к революционным праздникам, Блохин демонстрировал привычку к дисциплине и ответственность за качество. «Ему можно поручить работу, и он ее сделает», - говорится о художнике на одном заседании. Художник Николай Ефимович Кузнецов вспоминал об их совместной работе по оформлению Краснопресненского района: «На главных магистралях мы соорудили торжественные триумфальные арки. На Кудринской площади сделали также обелиск. Там был фонтан, и над ним мы устроили нечто по форме напоминающее Эйфелеву башню с громадным красным флагом на вершине. От вершины обелиска к четырем входам ограды протянули канаты с разноцветными флажками - красными, синими, зелеными, белыми. Получилось как карусель, очень нарядно. Самую колонну увили цветными полосами у основания - желтое , потом красное, синее: хотелось самим цветом подчеркнуть праздник, веселый май». Такое красочное, радостное восприятие мира было в характере художника. Пережитые войны и революции, репрессии, потери родных и друзей не могли сломить его. Вспоминая о нем, друзья говорили: «Иван Семенович был большим оптимистом. Он никогда не падал духом и никогда не давал падать духом своим товарищам, всегда находил не только для себя выход из любого положения, но и учил этому других. Он был очень хорошим, отзывчивым человеком».
В конце 30-х годов получила новый импульс для развития монументальная живопись, что было связано с необходимостью оформления большого числа общественных зданий и только что открывшейся Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Каждый ее павильон украшался красочными полотнами, прославляющими трудовые достижения страны. Блохин получил заказ на оформление павильона «Юннаты», за эту работу художнику была объявлена благодарность. При оформлении павильона «Сибирь» по эскизам академика Бялыницкого-Бируля он расписывал два панно «Омск» и «Челябинск», размером 25 на 3 метра каждый.
Конец 30-х стал для Блохина временем нового творческого подъема. Отошли вульгарные представления о пейзаже как о ненужном жанре. В 1938 году МОССХ «контрактует» его на работы в пейзажной живописи. Он участвует в выставках в Москве, Кисловодске, Ялте, Евпатории наряду с ведущими художниками. Его работы закупаются музеями Харькова, Саратова, Астрахани, Музеем Революции в Москве. По поводу Третьяковской галереи в его архиве можно найти одну маленькую запись, которая сохранила свою актуальность до наших дней: «А у нас Третьяковскую галерею сделали какой-то пробирной палатой, где, попадая туда на выставку, чисто механически и безапелляционно ставится штемпель высшей пробы 96». Нельзя не задуматься над этими словами. В условиях, когда ведущие музеи Москвы были вынуждены закупать у современных художников картины в основном идеологического содержания, именитые авторы которых были обласканы властью, провинциальные музеи пополнялись высококлассными художественными произведениями современных живописцев, чьи имена оставались малоизвестны широкой публике.
Блохин, не изменяя своему творческому кредо, продолжает отстаивать школу импрессионизма. Вот строки из одного его выступления: «Наиболее удачные произведения на этой выставке выросли в результате использования последних завоеваний, сделанных импрессионизмом, направлением, впитавшим в себя наиболее ценные завоевания науки, оптики, физики и т.д. и обогатившим художников новыми средствами выражения… Импрессионизм получил свое выражение в работах художников “Союза”: Коровина, Архипова, Малявина, Серова и у более молодых передвижников: у Жуковского, Бялыницкого-Бируля , Бакшеева и т.д. Но импрессионизм у нас еще не развился в особое направление и не выразил себя с предельным совершенством. Смена его формализмом прервала нормальное его развитие, и он не сказал своего последнего слова, он не вылился в картинную форму, а застрял на полдороге в отдельных набросках и этюдах, правдиво отображавших окружающую художника жизнь. Так делали Коровин, Серов, Архипов. Их работы не выражали сложных социальных идей, а отображали правдиво в живописных качественных образах повседневную жизнь, природу родной страны, ее людей, подчас обыденных, простых. Это несколько протокольное искусство, качественно очень высокое, не было тем идейным оружием художников, каким были произведения предшествующего поколения художников-передвижников, но технический уровень этого искусства был очень высок». Он был «одержим», по словам близко знавших его друзей, своей работой над пейзажем, мог писать этюд за этюдом: «...и в холод, ранней весной, и при блеске голубых, ярких мартовских лучей, и при палящем зное жаркого летнего полудня, и при осенних грустных, дождливых, а порою и грозных темных закатах», - вспоминал о нем художник Всеволод Филиппов.
«Работы художника 1920–1940 гг., - пишет о нем газета “Московский художник” в 1959 году, - отличает широкая темпераментная, пастозная живописная техника и ярко выраженное декоративное начало». Проживая с семьей в Москве в Леонтьевском переулке, он часто выезжает в свою родную деревню Якшино в Подмосковье, где у него остался родительский дом. Там он много работает. Маленькие домики, наполовину занесенные снегом, светятся оранжевыми окнами, стадо коров пасется около крошечного озерца, дорога с одиноко бредущей вдалеке фигуркой, любимые художником цветущие яблони в заросшем палисаднике, полыхающий осенний лес - привычные картины сельской жизни на его холстах преображаются в поэзию. Не удивительно, что его любимым поэтом был Сергей Есенин. Да и сам он писал стихи. «Бывало так, мы на этюдах пишем, а он вдруг сплошь и рядом начинал читать стихи», - вспоминают его друзья.
По рассказам родственников, во время Великой Отечественной войны Блохин состоял в резерве военкомата по организации партизанского движения. Известно о его командировке на фронт в 1944 году. Сохранились несколько листов из фронтового блокнота с зарисовками сгоревшей деревни. Его родная деревня Якшино вместе с его домом тоже была сожжена при отходе советскими войсками, там же сгорела часть его картин. Наряду с другими художниками, он выставлял свои картины в госпиталях. Самой знаменитой в тот период была выставка января 1942 года «Пейзаж нашей Родины», проходившая в Москве в Центральном выставочном зале МОССХа , на которой Блохин экспонировался вместе с Бялыницким-Бируля , Бакшеевым , Кончаловскими , отцом и сыном, Крымовым, Кузнецовым, Петровичевым, Мешковым , Удальцовой, Юоном .
В 40-х годах творческий стиль художника заметно меняется. В отличие от ярких и солнечных картин предыдущего периода, колористическое решение, выдержанность тонов новых произведений требуют пристального внимания.
Их надо смотреть в разное время суток, под разными углами зрения, при разном освещении, пройти мимо еще и еще раз. И тогда с волнением обнаруживаешь, что все элементы пейзажей находятся в движении, меняют краски и объем. Особенно это видно, когда несколько этюдов расположены вместе, благо они почти все небольшого размера и их можно менять местами, перевешивать, ставить так, чтобы все время держать в поле зрения. Вот ива выдвинулась вперед и, как вуаль, закрыла всю картину. Вот желтые березки, слившиеся было в одно пятно, вдруг разъединились, между ними образовалось воздушное пространство, а земля неуловимо меняет коричневый и фиолетовый оттенки. Вот пойма реки Истры: отойдешь на два шага и картина преобразилась - и земля, и трава, и облака - все закрутилось в одном направлении, дальние холмы отодвинулись, потемнели, физически ощутилось движение ветра. Вот речка, плоские берега которой вдруг приобрели объем, сама она стала глубокой, а в небе высветилось яркое пятно, уходящее в бесконечность. Сквозь серые краски выступила голубизна, а земля переливалась пастельными коричневым и болотным. Это скрытое от поверхностного взгляда движение воспринимается, как магия.
«Типичное произведение второго периода творчества Блохина, - говорит об этом периоде критик Соболевский, - “Противотанковые надолбы на реке Яузе”, написанное в 1943 году. Это весенний этюд золотисто-теплого тона, оптимистический по настроению, убедительный по красочно-декоративному звучанию и носящий иные качества, которых не было у художника в первый период его творчества».
К картинам второго периода критики относят и так называемую «Болдинскую сюиту» - серию пейзажей, написанных в пушкинских местах в 1949 году, в связи с юбилеем поэта. Часть этих картин хранится в Музее им. А.С.Пушкина на Пречистенке.
В конце 40-х–начале 50-х годов жизнь по-прежнему не слишком балует Блохина. И хотя ему присваивается академическая пенсия, ему приходится вести интенсивную работу преподавателя и руководителя ряда художественных студий, - сотрудничая на этом поприще с такими замечательными московскими художниками, как Ф.Рерберг , М.Леблан , Н.Кузнецов. «В разное время состоял, - пишет Блохин в своей автобиографии, - преподавателем: в Изостудии клуба арсенала Кремля, в институте по повышению квалификации архитекторов, в студии самодеятельного искусства Коминтерновского района, в студии издательства “Крестьянской газеты”». Но главное, послевоенное время и начало 50-х годов были ознаменованы «борьбой с космополитизмом» и всякой иностранщиной .
Импрессионизм стал вновь гоним, как когда-то на рубеже 20–30-х годов. С 1946 по 1953 год вновь отмечается длительное неучастие Блохина в выставочной деятельности.
А в 1954-м Ивана Семеновича подстерегла смерть. В Российском архиве литературы и искусства хранятся эмоциональные, написанные с горечью воспоминания девяностолетнего Николая Ефимовича Кузнецова о последних месяцах жизни Блохина: «…такой отзывчивый чуткий человек, полный надежд на светлое будущее, вдруг получил от МОССХа извещение, что он исключен из членов Союза МОССХа . Это убило, так его оскорбило, ...что сердце не выдержало, получился инфаркт. Он слег и болел физически и морально. Перенести такое оскорбление, получить такую “награду” за свою самоотверженную работу для искусства... - это оказалось выше его сил. Через несколько дней пришло известие, что это была ошибка. Но те, кто такую ошибку допустили, убили хорошего человека и талантливого художника». После инфаркта Иван Семенович так и не смог оправиться. «Слабея телом, - пишет Кузнецов, - он был так бодр духом, так любил жизнь, что, не имея сил работать больше кистью, он писал стихи».
В том же архиве хранится последнее выступление Ивана Семеновича, еще полного сил, на выставке работ художника Н.Б.Терпсихорова, примерно за два месяца до этого якобы ошибочного исключения. В нем Блохин, анализируя творчество своего коллеги и произнося дежурные пафосные слова, неожиданно выдает свое истинное художественное мироощущение следующей фразой: «...соблазн был велик. Мы помним зажигательные и подчас увлекательные трюки Казимира Малевича, Давида Штернберга , и еще ранее апологетами формализма являлись во главе с знаменитым нашим поэтом Владимиром Маяковским Давид Бурлюк с братом, Ларионов, Гончарова и, наконец, манифесты знаменитого французского художника Пикассо. Сколько соблазна, как не закружиться голове!» На эти слова председательствующий с возмущением заметил: «Тов. Блохин свалил все в одну кучу - Маяковского, Малевича, Штернберга . Это неправильно. Употребил такие выражения, как “соблазнительный формализм”. Получилось все как-то нехорошо».
Явилось ли это выступление причиной последовавшего исключения из членов МОССХа ? Такое предположение не кажется невероятным.
Персональная выставка его работ все же состоялась стараниями его жены Анастасии Николаевны в 1959 году, через пять лет после его смерти. На вернисаже было высказано намерение издать монографию, посвященную жизни и творчеству художника. Но судьба распорядилась иначе.
Все картины после этой выставки были сложены женой художника в трехкомнатной квартире в Леонтьевском переулке, которую ей выдали, «приняв во внимание большую ценность художественных произведений ее покойного мужа, имеющих общенациональное значение». Пролежав ровно 40 лет без движения, ревностно хранимые женой и дочерью, они увидели свет только после смерти дочери художника Любови Ивановны в 1999 году. Пользуясь неразберихой в стране, часть картин вывезли за границу. В основном это картины кубофутуристического направления. Другая часть осела в частных галереях и коллекциях.
И дороже сердцу нет
Вся жизнь поэта Ивана Блохина связана с родным краем. Учеба в Ставропольском пединституте, 25 лет работы завучем, директором школы - весомый жизненный багаж. Стихи, светлые, чистые, напевные, он начал писать лет сорок назад. Сейчас у поэта готов четвертый поэтический сборник, вышла в свет прекрасная книжечка «И дороже сердцу нет» - 18 песен, созданных в содружестве с композитором Николаем Виноградовым. Оживившаяся в последние годы поэтическая жизнь Изобильненского района также связана с именем Ивана Лаврентьевича - организатора литературного объединения «Светелка».
15 октября поэту Ивану Блохину исполнилось 75 лет. Искренне поздравляем юбиляра, желаем здоровья и счастья!
Н. ХИРЬЯНОВА
Научный сотрудник музея истории Изобильненского района
«ЛГ» присоединяется к этому поздравлению.
Иван Блохин
СВЯТЫЕ НАШИ ЖЕНЫ Осени неласковой заслоны Потушили белый свет берез Не найти такого перегона, Где б не проливало небо слез. И сквозь это выцветшее лихо Под сырого ветра стынь и звень Тянет по асфальтным лужам тихо Женщина коляску за ремень. Катится дощечка на шарнирах, Хлюпает холодная вода На краю неласкового мира, Где хоронит боль свою беда. В вымокшей до нитки гимнастерке Без обеих ног с одной рукой Там сидел, привязанный скатеркой, Человек с поникшей головой. Он просил спокойно и без боли, Как больные часто просят пить, Бросить его где-нибудь под поезд Или рядом в речке утопить. А она, присевши, прошептала: «Обхвати за шею, голубь мой. Скоро доберемся до вокзала И приедем к вечеру домой». И несла она по топким лужам Свой нелегкий многотрудный крест, Омочив слезой медали мужа за Варшаву, Брест и Будапешт. Матери! Святые наши жены! Сколько ж вы прошли суровых гроз! Осени неласковой заслоны Не потушат белый свет берез.Мы все привыкли считать значимыми фигурами общества тех, кого постоянно видим на экранах телевизоров, о ком часто читаем статьи в газетах, журналах, Интернете или слышим новости по радио. А между тем каждый человек имеет право называться «героем своего времени», ведь все мы, чем бы ни занимались, так или иначе, вносим свою лепту в историю. Однако и среди нас, простых людей, можно найти того, кто своим трудолюбием добился многого в жизни, преуспел в различных сферах деятельности. Вот и в Королёве немало таких людей. Один из них - Иван Александрович Бло-хин, механик, журналист, преподаватель, писатель, поэт.
- Изначально в молодости вы отдали предпочтение техническим наукам, поступив в техникум, но спустя несколько лет кардинально сменили сферу деятельности, став журналистом. Что же повлияло на ваш выбор?
- Гуманитарные науки меня привлекали всегда. Доказательством этого может служить и то, что параллельно с обучением в техникуме я писал стихи. Писал их постоянно. Техника нужна была, чтобы, что называется, на жизнь зарабатывать. А стихами я просто загорелся, и, казалось, что это навсегда. Так оно и вышло. А к журналистике я пришел несколько позднее, уже после работы по специальности и службы в армии. К тому моменту я несколько охладел к техническим наукам. Тому были свои причины. После армии мне хотелось продолжить свое образование, и я стал думать, куда поступить. Сначала решил пойти в Московский политехнический институт, но не поступил. Это стало первым разочарованием. Затем получилось так, что за производственные успехи меня представили к награждению орденом. А эту награду должны были утверждать то ли в горкоме, то ли райкоме партии. Но ее не утвердили, потому что я был неместным. Так мне открыто и сказали. Вот эти обстоятельства как-то повлияли на меня. Тем более что в это время мои стихотворения стали печатать в газетах Благовещенска, Завитинска… И я почувствовал, что меня всё-таки больше тянет в гуманитарную область. Вот и решил поступать на факультет журналистики МГУ.
- Я также знаю, что вы является и кандидатом исторических наук. Как с историей вас свела судьба?
- Я работал в газете «Труд». Сначала в отделе сельского хозяйства. И, откровенно говоря, мечтал посвятить свою журналистскую работу написанию целой книги очерковых материалов о людях, которые возрождают народные промыслы. Подготовил один материал, потом еще и еще. Но так случилось, что отдел сельского хозяйства расформировали, и я попал в отдел профсоюзной жизни, где в мои обязанности входило написание отчетов с профсоюзных конференций, поездки по каким-то заданиям и т. д.
Командировки, правда, были интересными, но материалы уже другие. Они меня меньше интересовали, чем то, чем я хотел заниматься. То есть мне пришлось заниматься делом, к которому у меня душа-то и не лежала. А как раз в это время входила в моду природоохранная тематика. Проблемы в этой области возросли в масштабах всей страны, даже всего мира. Много публикаций стало появляться за рубежом и у нас. Я решил выбрать эту сферу и защитить по ней кандидатскую. Долго формулировал тему. Наконец, остановился на «Проблемах регуляции взаимодействия общества и природы в современных условиях». В МГУ ее утвердили, и я начал над ней работать. Первоначально планировал писать на кандидата философских наук, но когда обсуждали тему на кафедре, мне посоветовали пойти на кандидата исторических наук, поскольку моя работа подразумевала использование большого количества исторического материала. Вот я и последовал этому совету. Успешно защитился и позже уже стал преподавать историю.
- А стихи вы на протяжении всего этого периода продолжали писать?
- Да! Были, конечно, перерывы, связанные с научной деятельностью, но писал я много. Хотя даже в «затишье» не расставался с художественной литературой. Много читал классиков, записывал приходящие в голову идеи, сюжеты. Знаете, всё-таки есть какое-то родство: думаешь над проблемами, которые будешь рассматривать в той же диссертации, и одновременно приходят в голову какие-то образы людей, размышления о жизни. Всё это записывалось и хранилось до лучших времен.
- То есть темы для творчества вы брали из жизни?
- Конечно. Например, возьмем мою первую специальность. Я всегда с уважением относился к человеку труда: слесарю, токарю, мастеру, вообще к труженику. Именно у них я учился жизни, под их влиянием сформировались мои мировоззренческие установки. Поэтому тема человека труда проходит через всё мое творчество. Ну а поскольку я родом из села, расположенного в живописном месте на берегу Свияги,
притока Волги, то, конечно, мне близка и природная тематика. У нас на Средней Волге гористая местность, извилистая река, леса, рыбы много в речках - исключительная природа! К тому же я всегда возвращаюсь к теме любви к малой родине. Так получилось по жизни, что где бы я ни был, куда бы ни ездил, меня всегда тянуло в родные места. Без этого никак… это опора, особенно для поэта.
- А всё-таки сейчас в душе вы кем себя ощущаете: журналистом, преподавателем, поэтом?
- Я сейчас вышел на пенсию, преподавательской работой не занимаюсь и полностью посвящаю свое время литературной деятельности. Наверное, теперь я всё-таки больше поэт. Поэзия была со мной всегда. Неслучайно у меня вышло шесть сборников. Да и успехи у меня есть в этой области: получил награды в ряде литературных конкурсов. Хотя в других условиях, может быть, я был бы неплохим механиком. Но всё сложилось иначе, и я этому рад.
- Да, вы нашли свою дорогу в жизни, как говорится, путем проб и ошибок. А какое напутствие вы можете дать современной молодежи? Как сделать верный выбор жизненного пути?
- Во-первых, должна быть прочной связь поколений. У нас получился надлом в сознании людей. Молодежь часто не понимает своих родителей. Это проблема старая, конечно. Но я считаю, что сейчас она стоит очень остро. Нужно, чтоб дети были более восприимчивы к примеру родителей, потому что родители прожили жизнь, у них за плечами опыт. Ведь если дети опять начнут с нуля, то мы будем двигаться по кругу и повторять ошибки. Во-вторых, необходимо стараться жить по принципу «день измеряется делом». Я сам ему следую. Надо закончить день так, чтобы ты был удовлетворен. Это очень помогает в жизни. Я даже статью на эту тему написал в свое время. Ну и, наконец, всё-таки надо больше читать классическую литературу - и нашу, и зарубежную. Книги - наше богатство. Они нас многому учат. Если человек не читает художественную литературу, я считаю, это большой пробел в его воспитании, образовании.
Беседовала Анна КЛОЧНЕВА
ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ БЛОХИН родился в селе Бишево на реке Свияге, где прошло его детство и школьные годы. В 1952 г. поступил в Казанский технологический техникум, Работал на разных предприятиях. Затем в течение трех лет служил в армии в войсках ПВО в Приамурье. После окончил факультет журналистики МГУ, начал работать в газетах, защитил кандидатскую диссертацию. С 1977 г. занялся преподавательской деятельностью в Московском кооперативном институте (ныне Российский университет кооперации), где проработал 28 лет. Затем трудился в королёвском филиале Московского международного юридического института. С 2007 г. занят литературной работой. За книгу «Избранное» в 2011 г. получил медаль А. С. Грибоедова по линии Союза писателей России и медаль «За заслуги в литературе и культуре» по линии Содружества творческих сил. В декабре стал лауреатом конкурса им. С. Н. Дурылина в номинации «За долгое служение литературе».
Родился 6 июля 1917 года в селе Фомиха (ныне Камешковский район Владимирской области). В 1929 году окончил начальную школу. С 1930 года жил в Москве. Окончил школу фабрично-заводского ученичества (ФЗУ), работал токарем на заводе, одновременно посещал аэроклуб. В 1937 году добровольно вступил в ряды Красной Армии. В 1938 году окончил Борисоглебскую военную авиационную школу пилотов.
С 22 июня 1941 года лейтенант И. И. Блохин на фронтах Великой Отечественной войны. Боевую деятельность начал в должности командира звена 10-го ИАП, летал на МиГ-3. С августа 1941 года воевал в 163-м ИАП, летая на Як-1. С июня 1942 года - в 239-м ИАП (19 августа 1944 года преобразован в 181-й Гвардейский ИАП), где летал на Ла-5.
К августу 1943 года штурман 239-го истребительного авиационного полка (235-я истребительная авиационная дивизия, 10-й истребительный авиационный корпус, 2-я Воздушная армия, Воронежский фронт) майор И. И. Блохин совершил 240 боевых вылетов, в 80 воздушных боях сбил лично 6 и в составе группы не менее 1 самолёта противника (в наградном листе говорится о 11 личных и 10 групповых победах, но это не подтверждается какими-либо оперативными и отчётными документами). Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 сентября 1943 года удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 1691).
В сентябре 1944 года направлен в 113-й Гвардейский ИАП, но в том же месяце вернулся в 181-й Гвардейский ИАП. С ноября 1944 года воевал в 3-м Гвардейском ИАП, продолжая летать на Ла-5.
К маю 1945 года Гвардии майор И. И. Блохин выполнил 301 боевой вылет, провёл 98 воздушных боёв, в которых сбил 10 самолётов противника лично и ещё 10 в составе группы. Сражался на Западном, Северо-Западном, Калининском, Сталинградском, Южном, Северо-Кавказском, Воронежском и 4-м Украинском фронтах.
После окончания войны продолжал службу в ВВС. В 1947 году окончил Высшие офицерские лётно-тактические курсы. Командовал авиационным полком. 17 октября 1948 года Гвардии подполковник И. И. Блохин погиб в авиационной катастрофе.
Награждён орденами: Ленина (28.03.1942, 28.09.1943), Красного Знамени (14.08.1942, 11.09.1944), Отечественной войны 1-й степени (11.09.1943); медалями.
* * *
Список известных воздушных побед И. И. Блохина:
| Д а т а | Противник | Место падения самолёта или проведения воздушного боя | Свой самолёт |
| 13.10.1941 | 1 Ме-119 | Медынь | Як-1 |
| 18.12.1941 | 1 Ме-110 (в гр. 1/3) | Сафониха | |
| 09.01.1942 | 1 Ме-110 | Овинец | |
| 26.03.1942 | 1 Ю-52 | восточнее Демянск | |
| 26.06.1942 | 1 Ме-119 | Щигры | Ла-5 |
| 22.01.1943 | 1 ФВ-189 | Ольгинская | |
| 02.02.1943 | 1 ФВ-189 | Раздорская | |
| 04.08.1943 | 1 Ме-109 | юго-восточнее Томаровка | |
| 07.08.1943 | 1 Ме-109 | Гомзино | |
| 19.08.1943 | 1 Ме-109 | совхоз "Ударник" | |
| 25.01.1944 | 1 Ме-109 | Брицкое | |
Всего сбитых самолётов - 10 + 10 ; боевых вылетов - 301; воздушных боёв - 98. |
|||
По Представлению к званию ГСС имел боевой счёт 11 + 10 побед к 1.08.1943, но эти данные противоречат "Итогам боевой работы лётного состава 239-го ИАП" (по которым имел 6 + 10 побед на 25.05.1943), а также всем остальным оперативным и отчётным документам.